Книга Спаси нас, страница 14 – Мона Кастен

– Я знаю, – сказала Руби. Она чуть придвинулась ко мне, и наши колени теперь соприкасались.

– Я не могу поверить, что отец выслал Лидию. – Дыхание вдруг участилось. В груди сильно застучало, и вместе с тем мне казалось, что я будто не здесь. – Я ничего не мог сделать, чтобы помешать этому. Я просто ничего не мог сделать, Руби.

Руби прикрыла ладонями мои сжатые кулаки. Ее прикосновение было мягким и теплым, она заговорила:

– Никто бы не смог этому воспрепятствовать. Ты сделал все возможное.

Я тяжело сглотнул. В горле у меня застрял, казалось, миллион канцелярских кнопок.

– И все равно этого было недостаточно. И… я сожалею о том, что произошло вчера.

– Я знаю, – тихо ответила Руби. Она сжала мои руки, и я поднял голову, чтобы взглянуть на нее. И увидел в ее глазах печаль, но и что-то другое. Что-то такое, за что я ухватился.

– Жить для тебя и для Лидии – сейчас для меня самое важное. Вы для меня самое важное.

Я расслабил ладонь, чтобы взять руку Руби. Осторожно поднес ее к лицу и прижался к ней губами.

Взгляд Руби становился все теплее. Все живее.

– Я немного сомневалась в этом, – тихо созналась она. – Перед кабинетом Лексингтона.

Я кивнул. Да, я это видел. Недоверчивый взгляд и спрятанное в нем разочарование – это почти уничтожило меня. Я знаю, что в прошлой жизни наделал много ошибок. Но эти фотографии – это совсем не про меня. Такая подлость больше не свойственна человеку, которым я стал. Или хотел быть.

– Я даже не знал, что эти снимки остались в телефоне.

Руби коротко кивнула. Потом тяжело вздохнула:

– Будет тяжело убедить Лексингтона в правде.

– Но, вероятно, все-таки удастся.

Некоторое время мы оба думали каждый о своем.

– А что с Лидией? – спросила Руби.

Я откашлялся.

– Она будет жить у Офелии и учиться на дому, чтобы получить аттестат. Отец пригрозил ей подать в суд на Саттона, если она откажется уехать.

Руби напряглась, и я увидел у нее в глазах вспышку такого же гнева, какой чувствовал и сам.

– Я с удовольствием собрал бы и свои вещи.

– Почему ты этого не сделаешь? – осторожно спросила Руби. – Может, тогда бы он пришел в себя и понял, что сделал ошибку.

Я отрицательно помотал головой:

– Я не могу еще больше накалять обстановку. Если уйду, у меня не будет шанса убедить отца вернуть Лидию назад.

Руби наморщила лоб:

– Тогда это означает…

– …что сперва я сделаю то, что он хочет, – сказал я без выражения.

– О, Джеймс.

Я пожал плечами. Последнее, что я хотел бы, – это снова грузить Руби своими семейными проблемами. Ей хватает и своих, чтобы еще беспокоиться обо мне и о Лидии.

– Ты думаешь, он когда-нибудь изменится? – спросила Руби и погладила большим пальцем мою ладонь.

Я прислушался к себе. Я никогда не думал о том, что отец когда-нибудь может измениться. Для меня он всегда был Мортимером Бофортом, бизнесменом, который возлагал на меня большие надежды и с самого детства подвергал такому давлению, что постоянно возникало чувство, словно я вот-вот задохнусь.

Мне часто снится сон, что я тону в море, а мой отец стоит надо мной и смотрит, как я гибну. Точно такое же чувство я испытывал и сейчас.

– Думаю, нет, – хрипло сказал я.

Руби еще немного придвинулась ко мне, и я прислонился головой к ее голове.

– Я живу для тебя, – прошептала она.

Я ничего не смог на это ответить. Только обнял ее за талию и прижал к себе.

– Я думал навещать Лидию на выходных, – сказал я после паузы. – Ей будет хорошо у Офелии, я уверен. Но она никого не знает в Бекдэйле, а я не хочу, чтобы она чувствовала себя одиноко.

Руби посмотрела на меня с сочувствием, а уж этого мне хотелось меньше всего. У нее достаточно своих забот.

– Можно я поеду с тобой? – спросила она через некоторое время.

– К Лидии?

Руби кивнула. Должно быть, она почувствовала мое удивление, потому что до того, как я ответил, быстро добавила:

– Как-нибудь. И только если ты захочешь.

– Лидия, безусловно, обрадуется. – Я немного отодвинулся, чтобы смотреть на Руби, и тихо добавил: – И я тоже.

Я сделал бы все для того, чтобы остаток дня провести с Руби, но было еще одно дело, которое мне предстояло сделать, – и далеко не самое приятное.

Я припарковал машину перед клубом Red Heaven и вышел. Ездить самому непривычно, но Перси, вернувшись из Пемвика в субботу, заболел и с тех пор больше не объявлялся. Я не могу быть на него в обиде из-за этого. Отвозить плачущую Лидию к Офелии и после этого возвращаться – та еще радость.

Я захлопнул дверцу машины немного сильнее, чем необходимо, и прошел несколько метров до входа. Солнце почти зашло, и лишь слабо алела вдали заря.

Отодвинув тяжелый бархатный занавес, я вошел. В нос ударил типичный сладковатый запах, и я сразу почувствовал давление в голове. Кажется, я никогда еще не был трезвым в этом месте. Без воздействия алкоголя этот запах в сочетании с видом шестов, на которых в розовом свете танцовщицы вертятся, кажется каким-то нереальным. Как мир, которому я чужой.

– Джеймс! – послышался издали громовой голос Бера. Кроме него и танцовщиц в этой части клуба больше никого нет, что меня не удивляет. Основное шоу начинается гораздо позже.

Я увидел, как владелец клуба Red Heaven идет мне навстречу с распростертыми объятиями. Его имя не подходит ни к его рослой, статной фигуре, ни к его сшитому по мерке костюму фирмы «Бофорт».

– Сначала Сирил, теперь ты. Чему я обязан такой честью?

– Бер, – приветствовал я старого знакомого, протянув руку. Его пожатие почти такое же крепкое и неуступчивое, как у моего отца. Я отвечаю на него, не моргнув глазом. – Мне нужен Сирил. Где он?

В глазах Бера появилась серьезность, хотя улыбка не сползла с его губ ни на миллиметр.

– Он в одной из задних комнат и ни в чем себе не отказывает.

Я сухо сглотнул. Это-то было понятно.

– Надеюсь, он в состоянии разговаривать.

Бер показал рукой, куда мне идти.

– Судя по твоей замогильной мине, он чего-то натворил.

Я не ответил Беру, устремив взгляд на тяжелую дверь, ведущую в VIP-зону.

– Но ты помнишь, Джеймс, что я не терплю драк и разборок, – продолжил он мрачным голосом. – Если вам надо выяснить что-то между собой, то здесь неподходящее место для этого.

– Я не собираюсь ни с кем драться, – сказал я.