Книга Формула алхимика, страница 17 – Игорь Лебедев

— Этот же человек и снабдил вас материалами, верно? — стоял на своем сыщик.

Попытка отвлечь собеседника живописными картинами самоорганизации эктоплазмы не удалась.

— Да, вы правы, — вздохнул репортер, не испытывая, впрочем, ни малейших угрызений совести. — О визите мне сообщили заранее. В «Ребусе» заметку оторвали с руками и тут же заказали репортаж с самого сеанса. Как выяснилось, за описание всех этих оккультических трюков платят лучше, чем за рассказ об очередном мордобое или висельнике. А как вы догадались?

— Я подозреваю, что никакой мадам Энтеви не существует.

— А вот и нет!

Чептокральский обтер руки салфеткой и принялся рыться в пухлом портфеле, лежавшем тут же, на стуле. Среди множества бумаг он наконец обнаружил потертый конверт и извлек оттуда пачку листов. Это были вырезки из французских газет и несколько фотографий с изображением женщины в черном в состоянии транса, изо рта которой вытекало некое белое облако, похожее на марлю. Тут же был лист с машинописным текстом, извещавшем о предстоящих гастролях легендарной прорицательницы.

— Согласитесь, на мистификацию не похоже, — высказал мнение Чептокральский. — К тому же… — он запнулся и зачем-то оглянулся, хотя в кабинете никого больше не было. — К тому же я получил это от источника, который никогда не ошибается, — довершил он, понизив голос.

Слух Ардова различил комариный гул, а на лице появилось покалывание и жжение. По одному из прошлых дел Ардов знал, что таинственным информатором Чептокральского, сведения которого обыкновенно подтверждаются, выступает Карл Мервус — тот самый злодей, с личностью которого Илья Алексеевич связывал смерть отца. На какое-то время Ардов потерял его из виду, и вот теперь, видимо, король преступного мира решил вернуться на криминальные подмостки столицы с новым представлением. В чем была суть преступления, пока оставалось неясным, но Илья Алексеевич был уверен, что не имеет права оставить эту интригу без внимания. «Второй раз я тебя не упущу», — подумал он.

— Что скажете о самом сеансе? — вслух осведомился он.

— Полное правдоподобие! — воскликнул Анчиповский. — Эктоплазму, правда, не выделяли, но то, что эта мадам вступает в контакт с умершими, для меня не вызывает никаких сомнений! Ну посудите сами: муж говорит генеральше, что колечко — за часами! Та приходит домой, смотрит — и правда! Кто мог знать? Я был у нее на следующий день, она мне всё показала. Эти часы с трудом двое мужиков сдвинули! Как, скажите на милость? Как можно было догадаться, что они там? Кому могло в голову прийти?

— Разве только тому, кто его туда и поместил?

Репортер замолчал. Казалось, такая простая мысль еще не посещала его голову.

— Вас угощали чем-нибудь перед сеансом? Каким-нибудь питьем?

— Ну, дали чаю, — припомнил Чептокральский. — Весьма своеобразного на вкус, надо сказать. Сорт «Сердце дракона», как сказал месье Люк.

— Кто это?

— Ее помощник.

— Можете описать?

— Высокий, худой…

— А лицо? Какие-нибудь особые приметы?

— Там было темновато… Да и не на него мы смотрели.

В полицейском участке Ардов застал какую-то небывалую суету. Оказалось, у Кокушкина моста на Екатерининской набережной неизвестные разгромили ювелирную лавку! Пристав велел выдвигаться на место происшествия едва не в полном составе — дело выглядело чрезвычайным.

— Средь бела дня, у всех на глазах, — округлив от ужаса глаза, шептал перепуганный приказчик в мелких кудряшках, который и сообщил о преступлении. — Мыслимое ли дело!

— Лавка Артамонова? — уточнил Ардов, мысленно раскрыв карту Петербурга.

— Так точно, ваше благородие! — приказчик увязался рядом с Ильей Алексеевичем, отчего-то именно в нем увидев главного защитника. — Ничего не взяли, но всё перевернули просто вверх дном! Витрины расколотили, из ящиков все повыбросили. И ногами! Прямо каблучищами своими топтали — и кольца, и колье, и браслеты. А стены похабными надписями испоганили.

— Как они выглядели?

— Черные все! В картузах. Наподобие рабочих с островов.

— Лица запомнили?

— В платках!

Ардов обернулся к свидетелю за разъяснением.

— Вот так вот по самые глаза были обвязаны! — показал приказчик у себя на лице.

— Хозяин лавки был?

— Никак нет, ваше благородие. В отъезде он, в загранице. Надо его телеграфом вызывать. Да как сейчас-то? Я — к вам, Мирон в лавке остался — растащат ведь без пригляду.

Пристав был не на шутку обеспокоен — разгром ювелирной лавки средь бела дня не мог остаться незамеченным: вечером непременно вызовут на доклад в управление.

— Что же это творится? — бормотал он на ходу. — Совсем обнаглели… Я еще понимаю ночью, под покровом, так сказать… Но чтобы средь бела дня, на глазах обывателей… У нас кто городовой у Кокушкина моста? — обернулся он к рыжебородому околоточному.

— Поколено! — доложил Свинцов.

Пристав обернул удивленный взгляд — кому «по колено»? И главное — что?

— Это фамилия, — поторопился разъяснить старший помощник, семенивший по левую руку, которой Евсей Макарович придерживал бьющую по ногам шашку.

— Так точно! — подтвердил Свинцов. — Поколено Степан Капитонович.

— Где ж он был, когда грабили?

— Будет наказан! — все так же бодро отозвался околоточный.

Городовой Поколено сидел на корточках рядом со входом в разбитое торговое заведение и прижимал к макушке окровавленный платок. Как выяснилось, налетчики подъехали на экипаже без номера, Степан Капитонович двинулся было для выяснения, но получил сзади по затылку чем-то тяжелым, отчего пришел в состояние временного беспамятства и рухнул на мостовую. Злоумышленники связали его кожаным ремешком, обрывки которого валялись тут же: избавиться от них помог второй приказчик лавки, Мирон — такой же щуплый, как и его напарник, но без кудряшек, а зализанный на прямой пробор.

Приняв доклад подчиненного, Свинцов обругал его «бобром морковным» и принялся разгонять собравшихся зевак:

— А ну, заворачивай оглобли! Сели-поели-опять-полетели!

— Не мешаем полиции проводить дознание, — подключился Пилипченко.

Осколки стекла из витрины мерзко хрустели под ногами.

Из двери лавки прямо на пристава выскочил репортер в клетчатом пиджаке с козлиной бородкой. В руках у него была новейшая портативная «Дюшесса» с пневматическим затвором и двойным растяжением меха. Такие продавались в магазине торгового дома «Контесса Неттел» в Гостином дворе.

— Господин пристав, кого подозревает полиция? — набросился он на Евсея Макаровича. — Вопиющий случай! Совершеннейшее Мальплаке! ^[21] Как вы полагаете, почему преступники считают золото навозом?