Книга Брачная ночь с горцем, страница 62 – Керриган Берн

Да-да, прямо сейчас, пока она еще разгорячена наслаждением, надо распластать ее на медвежьей шкуре у огня – и…

На миг его охватила паника. Вдруг родилось нелепое желание бросить все и сбежать. Бежать от связи, что явно укреплялась между ними с каждой минутой. Бежать от того чувства, что вставало за пламенем похоти – пугающе теплого чувства.

В прошлом, желая избавиться от женщин, он порой говорил им гадости. Или выкидывал что-нибудь такое, от чего они сами бежали без оглядки.

Но… чтобы сказать Элисон что-то неприятное, придется сначала оторвать губы от ее губ. А это, черт возьми, просто невозможно.

В ее объятиях он испытывал чувства, не посещавшие его уже двадцать лет. Почти забытые. И чувствовал себя беспомощным. Сентиментальным. Жалким…

Но и сильным, как никогда. Страстным. Желанным.

И не только в физическом смысле – с этим-то у него проблем не было. Но эта женщина желала не просто его тело, а что-то большее… Быть может – его душу. Это читалось в ее взгляде. Как будто глаза ее молча молили о том, что гордость запрещала высказать вслух.

Она обвивала его шею руками. Ноги же – длинные-длинные ноги – с удивительной силой обхватили его за бедра. О своем ранении она, очевидно, и думать забыла. И в этом – его единственное утешение; она была так же голодна и так же отчаянно нуждалась в нем, как и он в ней.

А поцелуй их все продолжался, и теперь он стал яростным как битва. В какой-то миг он даже прикусил ее нижнюю губу, и из груди ее вырвался стон, эхом отразившийся у него в глотке, волной пробежавший по позвоночнику и окончивший свой путь где-то у основания возбужденного мужского копья.

На миг он испугался самого страшного. Еще один такой стон – и он просто перестанет быть мужчиной. Но откуда же у этой женщины такая власть над ним?

Заставив себя прервать поцелуй, он приподнялся на руках и вгляделся в ее лицо, стараясь укротить похоть и вернуть себе самообладание.

Хм… да в ней же нет ничего особенного, верно? Волосы не взбиты, не уложены изящными локонами, еще мокрые, они прилипли к голове и наполовину скрыты под полотенцем. Лицо же не назовешь ни классически красивым, ни аристократически бледным, ни изящным. Щек никогда не касались румяна, а руки не знали смягчающих кремов. Тело ее – тонкое, худощавое…

Но губы – словно лук Дианы, способный и наказывать, и даровать высшее наслаждение. Веснушки на высоких скулах он уже знал наперечет. В синих озерах глаз готов был плавать бесконечно – словно в оазисе тепла посреди холодного серого мира.

Гэвин смотрел на нее – и чувствовал, как по телу растекается предательский жар, готовый расплавить все его стены и бастионы, с таким трудом выстроенные.

– Что ты со мной сделала? – спросил он охрипшим голосом.

Она с недоумением взглянула на него.

– Я? Ничего… Только ты делал все… все это.

Она очаровательно поморщилась, не находя нужных слов. Но в следующий миг лицо ее изменилось – безыскусная страсть сменилась какой-то горькой, усталой покорностью.

– Может быть, мне… Хочешь, чтобы теперь я поработала сама? Теперь моя очередь?

– Ну нет, милая!

Он прижал палец к ее губам, мимолетно спросив себя, с кем она была раньше. Быть может, с этим Грантом? Наверное, этот ублюдок внушил ей неуверенность в себе, так явно проступившую сейчас в ее чертах, убедил, что в постели нужно ублажать мужчину, а не думать о собственном наслаждении.

Ну уж нет! Его жена ничего подобного думать – и чувствовать – больше не будет! Никогда.

– Теперь всегда моя очередь! – заявил Гэвин.

От следующего его поцелуя она растаяла: уж он об этом позаботился. Сам же Гэвин снова утонул в каком-то невероятном головокружительном восторге. Надеялся лишь, что она не заметит, как дрожали его пальцы, гладившие ее щеку и шею.

На щеках же у нее еще блестели капельки воды. Некоторые из них он поймал губами, несколько слизнул языком. Он покрывал поцелуями ее изящную шею и плечи, затем начал спускаться все ниже.

Груди – высокие, тугие, с восхитительно маленькими и твердыми сосками. Он и раньше знал, что грудь у нее невелика, но не ожидал, что она окажется столь прекрасна. Совершенство! Да-да, эти два купола, увенчанные маковками сосков – само совершенство. Как и вся она.

С хриплым рычанием Гэвин прижался губами сперва к одной груди, затем к другой. И каждой воздал должное, причем получил должный отклик – Сэм под ним шире раскинула ноги и прижалась к нему еще крепче.

Не отрываясь от нее, он торопливо стянул штаны и пристроился меж ее бедер.

Дыхание его пресеклось, когда она вдруг сжала его восставшую плоть и направила в нужную сторону.

– О черт… – прошептала она неожиданно.

– Что такое? – Он замер.

– Какой большой, – коротко ответила она.

– Еще какой! – ухмыльнулся Гэвин.

Сжав зубы, он начал медленно продвигаться вперед. Голову же уронил ей на плечо, чтобы не отвлекаться на небесные глаза. Ох, какая же она узкая, тесная и восхитительно влажная! Она извивалась под ним, стараясь к нему приноровиться.

– Даже не знаю… – прошептала она. И вдруг: – О-о!.. – Это он, резко двинув бедрами, ворвался в нее одним мощным толчком.

Его охватила невольная дрожь, а за нею накатил немыслимый жар. А потом – еще, еще и еще, волна за волной.

– Не шевелись, – сказал он сквозь стиснутые зубы.

Черт, слишком уж она сладостная! И вообще, все слишком уж хорошо!

Слишком быстро звезды позвали его по имени, и он ответил им, запрокинув голову и с рычанием содрогнувшись. Ему почудилось, что он отделяется от собственного тела и летит куда-то ввысь, к звездам, скрытым за грозовыми тучами. Казалось, наслаждение убило его – и воскресило, словно создало заново, и крепко прижимая жену к себе, Гэвин знал: уже никогда он не будет таким, как прежде.

Прикусив губу, Саманта наблюдала чудесное зрелище – своего мужа, содрогавшегося в последних пароксизмах блаженства. Все тело его напряглось, мышцы вздулись, на лице появилась гримаса, которую можно было бы принять за боль – но Саманта знала: это было чистейшее наслаждение – такое же, как то, что подарил он ей в ванне; в такие мгновения чувствуешь, что собственное тело больше тебе не принадлежит.

Она закрыла глаза, сосредоточившись на горячей и твердой, пульсирующей плоти внутри нее. На теплых потоках семени, омывавших ее уже занятое чрево.

Именно это и требовалось. Так что теперь можно немного расслабиться.

Однако расслабляться не хотелось. Впервые в жизни она хотела продолжать и даже жалела, что все так быстро закончилось. Неужели теперь он скатится с нее и заснет?

О, она хотела большего! Хотела как можно больше этого сладостного трения плотью о плоть. Его же плоть, весьма внушительного размера, уже не казалась ей пугающей. И еще – побольше того волшебства, что дарили ей его пальцы в ванне.