
Онлайн книга «Дерзкая темная ночь»
![]() – Нравится? Мне хочется уточнить, что именно, но когда он кивком показывает на табуреты, до меня доходит, что он имеет в виду место, где сесть. Нет, все же это не лучшее место, чтобы начать сдвигать границы этих по-прежнему платонических отношений. – Идеально. Он ловит взгляд бармена, машет ему, и мы молча ждем, пока тот насухо вытрет стакан, отставит его и направится к нам. Происходящее ощущается свиданием. – Тебе «Манхэттен»? – спрашивает Оливер. – Да, пожалуйста. Он делает заказ для нас обоих, благодарит и поворачивается ко мне. А мое сердце хочет прыгнуть из моего тела в его. Боже мой, вот, значит, каково это – окончательно потерять из-за кого-то голову! Когда сердце становится гибридом – наполовину моим, наполовину его. И грохочет так сильно, стремясь выскочить наружу. А грудь болит, желая впустить его сердце внутрь. – Как ты себя ощущаешь из-за всего этого? – спрашивает Оливер. В то время как стук в груди усиливается до ощущения приближающегося обморока, удовольствие тянет за собой еще одно менее приятное чувство – страх. Когда я слышу аромат хлеба, у меня текут слюнки. Когда вижу карандаш, я тут же хватаюсь за него. Но когда хочу кого-то, то нервничаю. Что будет, если разум решит перестать вставать на пути? Или же сердце-гибрид иссохнет, оставив нам обоим такую же половину желаемого? Должно быть, он ощущает мое напряжение, поэтому, одним пальцем касаясь моего подбородка, поворачивает мое лицо к себе и добавляет: – Я имею в виду фильм, Сладкая Лола. И книгу. Сегодняшний вечер. – Ой. – Я чувствую себя идиоткой. Паника исчезает, и я так широко улыбаюсь, что смешу Оливера. – Думаю, все довольно неплохо. – Я едва был знаком с тобой, до того как все это началось, – говорит он. – Рэйзор вышел почти сразу после Вегаса, и с самого начала у меня ощущение какого-то вихря. И ты, похоже, поначалу не особенно верила, что это произойдет. Хотел бы я мельком взглянуть на Лолу до этих забот. – Та Лола была студенткой, – напоминаю я ему. – Вся на нервах от экзаменов и платы за жилье. Он кивает и переводит взгляд на мой рот. Никакого смущения; он делает это умышленно. – Иногда я забываю, насколько ты юная. Не знаю почему, но мне нравятся его слова. Это ощущается извращенно, будто он меня немного растлевает. – Я не чувствую себя такой уж юной. Он медленно выдыхает через нос: – Тебе пришлось рано повзрослеть. – Тебе ведь тоже, да? Я так мало знаю о его жизни до университета. Он никогда не рассказывал о братьях или сестрах, о родителях. Раз или два упоминал про бабушку с дедушкой, но допытываться не в наших правилах. По крайней мере так было до сих пор. И мне хочется сломать эту традицию. Оливер смотрит мне в глаза, но мы оба поворачиваемся в сторону бармена, который ставит перед нами напитки. – Счет не закрывать? – спрашивает он нас. – Да, конечно, – отвечает Оливер, достает кошелек и протягивает ему карточку. Бармен отворачивается, и тут до меня доходит. – Что? Подожди. – Я завожу руку за спину, нащупывая сумочку. – Подожди. Это я должна угощать! Я ведь притащила тебя сюда. – Лола, – говорит он, останавливая меня и головой показывая бармену, что платит он. – Постой. Не имеет значения, кто угощает. – Имеет, но спасибо. Оливер усмехается: – Всегда пожалуйста. Виновато улыбаясь, я снова вешаю сумочку на спинку. – Это странно – забыть, что я теперь могу заплатить за напитки? – Я так не думаю. – Он проводит кончиком пальца по краю стакана. – Господи, я помню, как долго отходил от мышления полуголодного студента. – Длинные пальцы обхватывают стакан, и, поднеся его ко рту, он делает глоток: – Мой отец умер пять лет назад и оставил мне кое-какие деньги. Это было огромное потрясение. Я не видел его с семи лет. Жил у бабушки с дедушкой. Почти все детство думал, что отец сидел на героине. Мне хочется попробовать виски с его губ. Но я моргаю, поспешно пряча свой полный неуместной похоти взгляд: – Что? Он кивает: – Поэтому, когда со мной связался юрист сообщить о его смерти, плюс об отличной новости, что я унаследовал его деньги, я был в ярости. Он жил своей жизнью, успел заработать денег, скопить их, но даже не озадачился вернуться ко мне. Я начинаю ощущать выступающие слезы, жар и ком в горле, когда на его лице вижу боль. – Я не знала о этом. – Ну, в любом случае. – Он протягивает мне свой стакан и слегка чокается. – За то, чтобы находить своих людей! Кивнув, я выпиваю вслед за ним, но почти не замечаю, как обжигает алкоголь. Его тоже бросили. Отец. И даже мать. Мы словно два спутанных друг с другом провода, искрящиеся током. – Лола? – зовет он. Я смотрю на него и стараюсь улыбнуться: – Потанцуешь со мной? Меня едва не душит собственный пульс: – Что? Оливер смеется: – Потанцуй со мной. Давай, поживи немного. Он протягивает мне руку, и что еще я могу ответить после только что рассказанного, кроме как «хорошо»? Мы отставляем наши напитки, встаем и идем на танцпол. Помимо бармена в баре еще три человека, и они ни черта не понимают, почему мы стоим в центре пустого пространства, глядя друг на друга. – Тут нет музыки, – замечаю я. Он пожимает плечами: – Ну и ладно. И тогда включают музыку, слишком громкую, от чего мы оба вздрагиваем. Бармен делает потише, и по бару растекаются звуки Aerosmith. – Да неужели? – смеюсь я. Оливер усмехается, игриво извиняясь: – Уж что есть. – Это почти настолько же плохо, насколько хорошо. – задерживаю дыхание, когда он скользит рукой по моей талии, и ощущаю прикосновение каждого пальца. Другая его рука ложится чуть ниже, на поясницу, которая внезапно становится местом пересечения всех нервных окончаний. Оливер притягивает меня к себе. Я ощущаю его ремень у своего живота и свою грудь, прижатую к его солнечному сплетению. Ухватившись за его бицепсы, я вглядываюсь ему в лицо. Темные брови, искорки в глазах, тень щетины на челюсти… Каким-то образом все эти отдельные черты сплетаются в самое важное для меня лицо на свете. В момент, когда Оливер смотрит на меня, на мгновение его губы приоткрываются, и я замечаю, как потом сжимается его челюсть и как пальцы сильнее впиваются мне в спину. Это напряжение. Это вот прямо сейчас похоть, и я в жизни ничего так сильно не жаждала, как его поцелуев. Такое желание почти болезненно. Внутри меня что-то бунтует, пронзая меня острой потребностью и заявляя, что спокойствия не будет, пока я не получу желаемое. Я в заложниках у собственного сердца. |