Книга Победитель всегда прав, страница 10 – Андрей Воронин

– Натуральный идиот, – сказал Терехов, тем не менее пребывая в напряжении. – Третий, третий, когда он минует вас, берите его сзади, только осторожно. Не нравится мне его мешок.

– Понял.

Варвара видела, как Черкизян миновал двух молодых крепких парней, стоявших спиной к нему, увидел, как те, переглянувшись, двинулись вслед за террористом. Один из милиционеров на всякий случай сжимал в руке пистолет, второй приготовил наручники.

Черкизян обернулся, заметил преследователей и нереально быстро побежал по набережной, но не в направлении памятника, как можно было предположить, а прямо к черной «Волге», в которой сидел полковник Терехов. Набережная, казавшаяся спокойной, мгновенно ожила. Со всех сторон к террористу бежали переодетые сотрудники милиции.

Он остановился так же внезапно, как и бросился бежать, поставил на мостовую белый полотняный мешок и, прежде чем его успели схватить, чиркнул чем-то о коробок и сунул руку в мешок. Затем упал на асфальт и обхватил голову руками.

Над мешком появился чуть заметный дымок.

Терехов даже не успел скомандовать по рации, чтобы его сотрудники отходили, все и без этого поняли, что надо делать, прятались за фонарные столбы, за скамейки, падали просто на землю – ногами в сторону предполагаемого взрыва. Мешок дымился в каких-то пятнадцати метрах от «Волги».

Терехов схватил Белкину, бросил на сиденье и навалился на нее сверху. Между спинками передних сидений Варвара видела то, что творится перед машиной.

Она не испытывала страха, лишь любопытство: никогда прежде ее не пытались взорвать.

Раздался глухой хлопок, похожий на выстрел, затем еще один. Полотняный мешок дымил, как паровозная труба, пачками из него вылетали сгоревшие и еще только взрывающиеся петарды, взвивались синие, зеленые, красные огоньки фейерверков.

– Отпустите же меня, – возмутилась Белкина, пытаясь стряхнуть с себя полковника. Тот сел, продолжая сжимать Белкину в объятиях.

– Вот урод! Он что, хотел петардами памятник взорвать?

Уже понявшие, что ничего более страшного, чем петарды и ракеты для детских забав, в мешке нет, двое милиционеров бросились на Черкизяна и, не дав ему подняться с земли, защелкнули на руках наручники. Милиционеры были злы из-за того, что испугались.

Еще дымил мешок, еще взрывались последние петарды, а Белкина уже выбежала из машины и пыталась заговорить с Черкизяном. Тот сиял от счастья, моргал раскрасневшимися от дыма глазами, ресницы ему обожгло, как и волосы на голове.

– Вы пытались взорвать памятник?

– Да! – радостно закричал Черкизян, пытаясь из-за спины показать два пальца, сложенные в форме первой латинской буквы слова «victoria». – Мы взорвем памятники всем царям, нас много, всех не перевешаете! – кричал он, извиваясь в руках милиционеров.

Один из них дал ему ребром ладони по шее, и Черкизян жалобно заскулил:

– Сатрапы! Цепные церберы!

Террориста поволокли к машине. Варвара посмотрела на смущенного полковника Терехова:

– По-моему, он не в себе.

– Мне тоже так кажется.

– Как вы думаете, он начитался ура-патриотической литературы и свихнулся или читал ее потому, что был немного не в себе?

– Не знаю, еще не думал об этом, – немного заикаясь от волнения, сказал полковник, пряча глаза от журналистки. Он уже представлял себе, что может стать героем очередной статьи – героем комическим.

– Это происшествие достойно лишь небольшой заметки, – Белкина закурила и принялась катать носком туфли обугленный цилиндрик петарды.

– Придется теперь разбираться, – вздохнул полковник Терехов.

– Вы держите меня в курсе, – попросила журналистка. Единственная мысль, которая ее грела в связи с происшедшим, это то, что позвонили именно ей, а значит, она знаменита, значит, ее фамилия всплывает в голове прежде фамилий других журналистов. А это дорогого стоит.

– «Новый русский порядок» – солидно звучит. Если это и есть новый русский порядок, – глядя на грязный, дымящийся мешок и игрушечные петарды, сказала Белкина, – то такой порядок мне нравится. Чем взрывать по-настоящему, лучше устраивать хэппининг с фейерверком, дымами и народными гуляньями. Хотя, – задумалась она, глядя из-под ладони на огромный памятник, – лучше было бы, если бы его взорвали. Во-первых, хороший информационный повод, во-вторых, пейзаж стал бы пристойнее.

– Я вас подвезу.

– Мне хотелось бы поприсутствовать на допросе. Интересно, какие показания он будет давать?

– Я вам все расскажу, Варвара. Вы узнаете об этом первой.

– Хорошо, поверю на слово.

– Извините, Варвара, что я на вас навалился… Неудобно получилось.

– Что вы, мне было даже приятно, – улыбнулась Варвара. – Не каждый день на меня так рьяно набрасываются настоящие полковники.

Терехов приободрился:

– Я же не знал, что в мешке, хотел спасти вам жизнь.

– Я буду иметь это в виду, – и Варвара помахала рукой полковнику, а затем игриво послала воздушный поцелуй. Терехов готов был растаять от счастья.

– В управление, – бросил он шоферу резко: тот ухмылялся, глядя на разомлевшего от счастья полковника.

– В управление так в управление, – абсолютно по-граждански ответил шофер.

– Надо отвечать «Есть!» – хлопая дверцей, сказал Терехов.

* * *

Черкизяна уже сфотографировали в анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев. Он сидел на стуле перед столом следователя и тупо смотрел на испачканные чернилами кончики пальцев. Затем сунул их в рот, облизал и вытер руку о штаны.

Следователь уже в который раз спрашивал его фамилию, имя, отчество, год рождения, но Черкизян глупо ухмылялся, а затем громко кричал:

– Церберы цепные! Жидомасоны! Ищейки! Я Бакунин.

"Я" и «Бакунин» он произносил слитно, и следователь именно из-за этого терял терпение. Ему хотелось заехать кулаком в голову Ябакунину, чтобы наконец эти два слова разъединить.

Сомнений в том, кого они взяли, не оставалось. При Черкизяне был потертый паспорт, где все было написано черным по белому. Следователь оставил Ябакунина-Черкизяна на попечение охраны и отправился к полковнику Терехову.

– Он – того, – следователь покрутил указательным пальцем у виска.

– А не имитирует, случаем? – заподозрил неладное полковник.

– Какое там, полный идиот! Но мы уже связывались с московской областной «дуркой», он там на учете не состоит.

– В домоуправление звонили?

– Там о нем ни черта не знают, хотя он прожил на одном месте двадцать лет. Ни жены, ни детей у него нет, соседи замечали странности.