Книга Он придет, страница 75 – Джонатан Келлерман

– Знал. А есть какой-нибудь способ разузнать об этом поподробней?

Она на секунду задумалась:

– Можно посмотреть местные газеты за ту неделю, поискать некролог или извещение о похоронах.

– А как насчет студенческой газеты?

– «Спартанец» – это жалкий горчичник, – Маргарет пренебрежительно скривилась, – но полагаю, что такое событие они должны были осветить. Старые номера есть в библиотеке, на другом конце кампуса. Можем потом туда сходить. Вы думаете, это важно?

Она вся по-девчоночьи раскраснелась, полностью отдавшись нашей небольшой интриге.

– Ничуть не исключено, Маргарет. Я хочу разузнать об этих людях все, что только возможно.

– Ван дер Грааф, – задумчиво произнесла она.

– Это еще что за зверь?

– Профессор Ван дер Грааф, с исторического факультета. Он старейший из «старой гвардии», пробыл в Джедсоне больше любого, кого я знаю. И вдобавок великий сплетник. Я как-то сидела рядом с ним на одном мероприятии, и прелестный старикан выдал мне все пикантные подробности – кто с кем спит, кто кого подсиживает… короче, всю факультетскую грязь.

– И ему это спускают?

– Ему уже почти под девяносто, и он купается в семейных деньгах. Не женат, наследников нет. Они просто ждут, когда он протянет ноги и оставит все колледжу. Он сто лет уже как в почетной отставке ^[95]. Сохранил за собой кабинет в кампусе, заперся там от всех, делая вид, будто пишет книги… Я не буду удивлена, если он там и спит. Он знает о Джедсоне больше любого другого.

– И вы думаете, он станет со мной разговаривать?

– Если будет в правильном настроении. Вообще-то я сразу подумала про него, когда вы сказали по телефону, что хотите разузнать про именитых выпускников. Но решила, что слишком рискованно оставлять его наедине с репортером. Никогда не знаешь, что он в очередной момент отчебучит.

Маргарет хихикнула, радуясь тому, что в числе прочих привилегий старика ему досталась и возможность безнаказанно взбунтоваться.

– Конечно, теперь, когда я знаю, что вам надо, – продолжала она, – это просто то, что доктор прописал. Вам только надо выдумать какую-нибудь историю, почему вы хотите поговорить про Тоула, но я не думаю, что это будет особо трудно для такого ловкого человека, как вы.

– Как насчет такого: я корреспондент из «Новостей мировой медицины». Зовут меня Билл Робертс. Доктора Тоула выдвигают в президенты Академии педиатрии, и я готовлю материал о его жизненном пути.

– Звучит неплохо. Я прямо сейчас ему позвоню.

Она потянулась к телефону, а я еще раз глянул на регистрационную карточку Тоула. Единственной информацией, которую Маргарет мне не расшифровала, была колонка каких-то цифр с датами, со значком доллара вместо заголовка – наверное, пожертвования колледжу, предположил я. В среднем по десять тысяч долларов в год. Тоул был верным сыном своей альма-матер.

– Профессор ван дер Грааф, – говорила она тем временем в трубку, – это Маргарет Доплмайер из общественных связей… Все нормально, а у вас? Очень хорошо… О, я уверена, мы что-нибудь придумаем, профессор! – Она прикрыла трубку рукой и одними губами проартикулировала: «В хорошем настроении». – А я и не знала, что вы любите пиццу, профессор. Нет. Нет, я тоже не люблю анчоусы. Да, я тоже люблю «Дюзенберги» ^[96]. Да знаю я, что вы тоже… Да, помню. Дождь ведь лил как из ведра, профессор. Да, буду. Да, обязательно, когда погода наладится. С опущенным верхом. Я прихвачу пиццу.

Она флиртовала с ван дер Граафом больше пяти минут, пока наконец не подошла к вопросу моего визита. Послушала, показала мне сложенные колечком пальцы – типа все о’кей – и вернулась к прежней пустой болтовне. Я подобрал карточку Крюгера.

Он был уже пятым членом семьи, поступившим в Джедсон, а диплом, согласно отметке, получил пять лет назад. Никаких упоминаний о нынешнем роде занятий не имелось, в то время как семья занималась «стлл», «сдвл» и «ндвж». Указания на семейное положение тоже отсутствовали, равно как и на пожертвования в адрес колледжа. Однако нашлась любопытная перекрестная ссылка. Под пунктом «РДС-ЧС» был указан Тоул. И наконец, в самом низу карточки обнаружились три большие печатные буквы – «УДЛ».

Маргарет положила трубку.

– Он вас примет. Только если я тоже приду – и, цитирую: «Заодно сделаете мне бодрящий массажик, юная леди. Продлите жизнь живого ископаемого», конец цитаты. Старый распутник! – добавила она с нежностью.

Я спросил ее насчет фамилии Тоула в карточке Крюгера.

– «РДС-ЧС» – родственники и члены семьи. Очевидно, оба ваших объекта – кузены какого-то рода.

– Почему же тогда и в карточке Тоула это не указано?

– Эту запись, судя по всему, добавили после его выпуска. Старые карточки они, наверное, не поднимают, пишут только на новых. «УДЛ», однако, – это уже интересней. Это означает, что он был удален из списка выпускников.

– Почему?

– Не знаю. Это не объясняется. И никогда не будет. Какой-то проступок. При прошлом его семьи это должно быть что-то действительно серьезное. Что-то, из-за чего колледж предпочел умыть руки. – Маргарет подняла на меня взгляд. – Становится все интересней и интересней, не так ли?

– Очень.

Она уложила карточки обратно в конверт и заперла его в письменный стол.

– Ну что, пойдем к ван дер Граафу?

Золоченая клетка лифта подняла нас на пятый этаж увенчанного куполом здания на западной стороне кампуса. Разжав свои челюсти, она выпустила нас в погруженную в тишину круглую ротонду, выложенную мрамором и покрытую слоем пыли. С вогнутого оштукатуренного потолка высоко над головой дудели в рожки теперь уже основательно выцветшие херувимы – мы оказались внутри купола. Каменные стены издавали запах гниющей бумаги. Неоткрывающееся окно с ромбовидным узором переплета разделяли две дубовые двери. Первую, с надписью «Картографическая библиотека», судя по ее виду, уже сто лет как не открывали. Вторая была никак не обозначена.

Маргарет постучала в необозначенную дверь и, не получив ответа, толкнула ее и вошла. За ней открылась просторная комната с высоким потолком и стрельчатыми, как в соборе, окнами с видом на причал. Каждый свободный дюйм пространства стен занимали книжные шкафы, бессистемно заваленные и заставленные потрепанными томами. Те книги, которым не нашлось места в шкафах, высокими ненадежными стопками балансировали на полу. В центре комнаты стоял похожий на козлы стол с горой рукописей и книг. Огромный глобус на колесиках и старинный письменный стол на львиных лапах были задвинуты в угол. На столе валялись пустая картонка из «Макдоналдса» и пара скомканных бумажных салфеток с жирными пятнами.