Мы сражались не только против слизняков. Тут жили паутинные клещи, тля, мошки, гусеницы, улитки, жуки, осы, уховертки, щитники и многие другие. Началось полномасштабное сражение – на нашей стороне была армия божьих коровок и златоглазок, которых дедушка заказал онлайн. Они служили природной альтернативой химическим аэрозолям. Но я чувствовал, что мы можем проиграть битву, ведь враги всё наступали, прогрызая путь к победе через фрукты и овощи, которые мы так старательно растили.
Дедушка с тяжелым вздохом вытер лоб платком. Вдруг из-за забора появился еще более чудовищный враг.
Огромная тень выросла и склонилась нам нами. Злоб. Он щурил глаза, хмурые складки так глубоко залегли у него на лице, что, честно, с них можно было кататься на лыжах. В волосах у него залип сгусток варенья. Я посмотрел вверх на Блика, прячущегося в листьях дерева и грызущего выпечку. Кажется, содержимое корзинки не добралось до ветки вместе с ним.
Тот заворчал, зафыркал не тише вздорного верблюда, обнаружившего, что ты наступил ему на ногу.
Злоб посмотрел на меня. Отмахнулся от осы, низко кружившей над его головой, пытаясь добраться до варенья.
– Чертовы жуки, – сказал он. – У меня все овощи в них.
– Назойливая мелкота, правда? – ответил дедушка.
Злоб, кстати, не сводил с меня взгляда, видно было, что он винит нас – или только меня – за атаку вареньем.
Злоб потрогал голову и запачкал пальцы вареньем. Я подавил ухмылку. Сосед еще сильнее сузил глаза, поглядел на ведро с мыльной водой, все еще находящееся у меня в руках, с таким видом, будто оно наполнено вареньем, которое я готов выплеснуть.
– Уж лучше б ваш внук не закидывал их ко мне в сад, – прорычал он.
Я действительно делал так первые несколько раз. Выпускал за забор банду маленьких мятежников. Расплата «Бобу-Злобу» за то, что накричал на дедушку тогда. Но дед поймал меня и положил конец диверсиям.
– Лучше б вообще ничего не закидывал, если на то пошло, – добавил Злоб.
Он исчез в своем садовом домике, ругаясь себе под нос на чертовых жуков и чертовых детей, вытерев руку о штаны и только сильнее размазав липкую жидкость.
Я не удержался, и моя ухмылка переросла в хохот. Но строгий взгляд дедушки заставил меня замолчать.
– Зачем он завешивает окна и запирает свой садовый домик? – спросил я. – Что там вообще?
Дедушка покосился в сторону Злоба и его домика, пожал плечами и протянул мне грабли.
– Думаю, ничего важного. Просто не любит, чтобы кто-то совал нос в его дела. Он обычный человек – грубоват немного, и все.
– Немного? – фыркнул я.
– Хорошо, довольно груб. Просто забудь о нем, Томас, – сказал дедушка, погружая мотыгу в твердую почву. – Он все еще злится, потому что старая миссис Доллопси-как-там-ее, забыл фамилию, пожаловалась на дым от его костра. Теперь приходится возить мусор на свалку, а раньше он сжигал его на отличном костре – это не особо радует.
Крякнув, дед разбил комок земли на кусочки.
– Кроме того, у старины Боба сейчас дел невпроворот. На носу ежегодная окружная выставка цветов и овощей, и, насколько я слышал, он всегда на хорошем счету. Порой нешуточные страсти кипят, когда речь заходит о размере луковиц. Если бы выращивание овощей было олимпийским видом спорта, он точно получил бы золотую медаль. Только глянь, какую репу он растит, – чтобы вытащить ее, скоро потребуется вся деревня.
– А ты хочешь поучаствовать?
– Может быть, – ответил дедушка, почесывая щетинистую щеку. – Мои бобы, кажется, вполне достойны призов. Никогда таких больших не видел.
– Давай, – сказал я. – Мама говорит, у тебя всегда были золотые руки в плане садоводства. Ты просто обязан выиграть!
Я получал настоящее наслаждение от мысли, что дедушка переплюнет Злоба.
Дедушка засмеялся; по-моему, он заметил, как я глянул на домик Злоба, говоря о победе.
– А ты, Шустрик, не хочешь попробовать со своим подсолнухом? Выиграешь в конкурсе на самый большой и самый лучший.
Я скорчил рожицу и поднял руки:
– Что-то не вижу золота.
На самом деле меня не особо заботил подсолнух, который я должен был растить для школьных соревнований. В сравнении с драконами подсолнухи не сильно волнуют!
Дедушка, улыбнувшись, отвернулся. Но запнулся на неровной земле и покачнулся. Тяжело опустился на скамейку у домика.
– Думаю, пора прикрывать лавочку, – вздохнул дед.
Он еще несколько минут переводил дыхание, я же собирал вещи и чистил инструменты.
Я все поглядывал через забор. Дедушка прав – репа и лук у Злоба выросли огромными. Я смотрел на укрепленный домик, где он затаился. Кажется, Злоб не просто малость грубоват, готов поспорить: в домике происходит что-то, что он не хочет показывать людям.
* * *
К чаепитию – после бабушкиного гигантского пирога с сосисками и бисквита с вареньем и заварным кремом – дедушка снова засиял.
– Пора тебе домой, – сказал он.
– Захвати немного десерта для Конни, – улыбнулась бабушка.
Мы вышли из дома, и дедушка посмотрел в конец улицы.
– Оп-па, не твой ли дружок, Томас?
Я посмотрел, куда он показывает. И увидел приближавшегося к нам Лиама.
– Эм… нет. Точно нет, – ответил я.
– Что ж, выглядит он так, словно его перекинули через изгородь спиной назад. Может, посмотришь, в порядке ли он?
Я сомневался, что Лиам позволил бы кому-нибудь трястись над собой, тем более мне. Но дедушка не ошибался насчет его вида. Его футболка была порвана с одной стороны, и он хромал. Лиам поднял глаза и, увидев нас, круто развернулся и захромал прочь.
Что он здесь делал так поздно? Эта дорога ведет только к полям. К тому же обычно Лиам прикладывает много усилий, чтобы выглядеть опрятно. Что же он задумал?
8. Внезапная помощь
Вернувшись домой, я лег спать. Мама зашла пожелать доброй ночи и принесла с собой хорьков с глазками-бусинками. Зверьки извивались у нее на руках, стараясь выпрыгнуть, и я задумался, могли ли они учуять в воздухе дыхание Блика, отдававшее гарью. Пришлось проверить, плотно ли закрыты двери. Затем пришел папа, готовый «закатать не по-детски». Он умел укладывать спать как никто другой, закатывая нас в одеяло, словно в кокон. Но сегодня после его ухода я, завернутый, как мумия, размотался, сел за стол и уставился в окно. Блик подлетел ко мне. Он опустил мне на руку крыло и, ткнувшись в мои пальцы, просунул под них головку. Малыш высунулся наружу, и я улыбнулся, почувствовав мягкое тепло в руке.