
Онлайн книга «Волчьи гонки»
И вот сейчас, когда Веригин столкнулся с ограблением дома и когда его нервы были напряжены почти до предела, неожиданно что-то щелкнуло в его голове. «Высокий и сутулый». «Захаживает к проституткам». * * * Веригин принял решение не отдавать Пи Ту в руки полиции. У него возникли другие планы в отношении этой сорокалетней китаянки, зарабатывавшей на жизнь уборкой помещений у него в доме и в других местах. Юрий вспомнил рассказ Пи Ту о подпольном борделе в китайском поселке. Она тогда упомянула, что этот бордель регулярно посещает американец. Видимо, хотела показать, что бордель вполне надежный, чистый, раз туда ходит американец. И привлечь тем самым и его туда в расчете получить комиссионные за поставку нового клиента. — Пи Ту, вы говорили, что салон в вашем поселке время от времени посещает американец. Один и тот же, или разные американцы? — спросил Веригин уборщицу, пылесосившую гостиную. Китаянка выключила пылесос и заговорила на ломаном английском: — Приходит американец. Тот же самый. Любить девочек. Мальчики не хотеть. — Откуда вы знаете, что он американец? Видели документы? — Паспорт с собой нет. Только деньги, на девочки и такси. — А, может, это англичанин? Почему именно американец? — Длинный, спина вот так, — она ссутулилась, — жевать резинка. Американец. — Понятно, — протянул Веригин, по достоинству оценив безыскусную логику китаянки. — Возможно, на его одежде лейблы американских фирм? — Одежда обычный. Брюки как у вас. — При этих словах Пи Ту Веригин невольно вздрогнул. — И носить батик. [22] — Почему все же американец? — переспросил Веригин. — Жадный. Платит только цена. А богатый китаец дает больше, — привела железобетонные доводы китаянка. «Жадными бывают не только американцы, — подумал Веригин. — Тем более высокие, сутулые и склонные к адюльтеру». Бешено заработала интуиция. Нужно положиться на нее!.. — Пи Ту, а вы близко видели американца, разглядели его? — Близко не видеть. Я не работаю в заведении. Но лицо помнить, — смотреть за несколько метров через щель. На другой день после разговора с уборщицей Веригин решился на беседу с резидентом, предполагая, что тот с ходу отвергнет его план. — Иван Христофорович, прошу разрешения запросить из Москвы фотографию Мазуна! — Это который Мазун? Перебежчик, твой бывший напарник по Токио? Соскучился по нему? — осклабился в недоброй усмешке резидент. — Тот самый. Но не соскучился, а появились кое-какие мысли. — Мыслей у тебя, Юрий Петрович, хоть отбавляй! Хорошо бы, чтобы дел было бы столько же! Веригин проглотил язвительное замечание Христофора Колумба. Главное — не заводиться!.. Важен результат. — Иван Христофорович, хочу на всякий случай проверить, не объявился ли часом Мазун здесь? — Есть какие-то улики, наводки? — Интуиция подсказывает… — Интуицию к делу не подошьешь! — отрезал резидент. — Зачем нам себя на посмешище выставлять в Центре? — Давайте пошлем шифротелеграмму от моего имени! Возьму ответственность на себя. Резидент выдержал паузу. «Разрешить Веригину подписать запрос? Тогда в Москве могут подумать, что он, Сысоев, уже и не полностью контролирует процесс. А, с другой стороны, если потом всплывет, что этот чертов Мазун вынырнул в Куала-Лумпуре, то всех собак повесят на него, резидента. Уж Веригин не упустит случая сообщить, что подозревал присутствие Мазуна в Малайзии, а Сысоев зарубил его инициативу. В конце концов, если Мазун действительно здесь — а такой шанс один на сто, — и они вышли на его след, то все лавры достанутся в целом резидентуре, и в первую очередь ему — резиденту. Ну, а если Веригин обделается со своим нелепым запросом, то тем лучше. А то больно прыткий! Как бы не подсидел его!.. А ведь до выхода в отставку осталось всего несколько лет. Надо досидеть здесь! И валюта капает, и вообще он тут хозяин положения, даже посол ему не указ. А в Москве засунут перед пенсионом на какую-нибудь завалящую должностёнку…» — Ладно, валяй, посылай шифровку от своего имени! Для меня дело — важнее всего, — молвил Сысоев, сделав строгое, серьезное выражение лица. — Спасибо, Иван Христофорович! — искренне поблагодарил Веригин. Чем бы ни руководствовался резидент, самое главное, он дал ход его инициативе. С ближайшей дипломатической почтой пришел пакет с фотографиями Мазуна. И с его прежнего служебного удостоверения, но увеличенная по размеру фотография, и несколько фото из повседневной жизни в Москве и Токио. Уборщица приходила три раза в неделю убирать небольшой дом Веригиных, и в среду Юрий не сразу поехал с утра в посольство, а дождался Пи Ту. Повременив с полчаса, чтобы не показать свою крайнюю заинтересованность, Веригин выложил перед китаянкой фотографии Мазуна. — Это тот самый американец из борделя? — спросил Веригин, раскладывая фото одно рядом с другим на обеденном столе. Пи Ту по очереди рассмотрела все фотографии. Потом выбрала ту из них, где лицо было крупным планом. Еще раз внимательно вгляделась в изображение на матовой бумаге. — Это американец из борделя, — наконец произнесла уборщица. — Он! Он! Хотя здесь немного другой лицо. — В чем отличие? — быстро спросил Веригин. — Здесь нос — мало-мало вверх, указала Пи Ту на фотографию, а там, — она протянула руку в сторону китайского поселка, — нос прямой. Здесь волосы — назад, там — вбок. Понятно, ему сделали небольшую пластическую операцию, выпрямив курносый нос, сориентировался Веригин. А прическа теперь на пробор. — Но это он. Главное — глаза, — пояснила Пи Ту. — А что с глазами? — Они у него такие… горячие, — подобрала слово китаянка. — Горячие? — переспросил Веригин. — Может, колючие, злые? — Смотрит и прожигает, — вымолвила Пи Ту. — Нет приятности от взгляда. — Когда американец появится в вашем поселке, дайте мне тут же знать! Если будете помогать мне с американцем, Пи Ту, то я не только не сообщу в полицию о вас как о наводчице грабителей, но и заплачу вам деньги. Когда Веригин упомянул полицию, Пи Ту невольно вздрогнула. А когда он произнес слово «деньги», глаза китаянки заблестели жадностью и корыстью. Такие, как она, ради наживы готовы почти на все. Но, может быть, бедняков не стоит обвинять в смертных грехах. Они порой бывают в таких ситуациях, которых не пожелаешь даже злейшему врагу. «Не суди, и не судим будешь!» |