
Онлайн книга «Запретная зона»
– Насчет этого факта, Цветков, я и теперь считаю, как считала тогда. Напрасно ты улыбаешься, тебя, как уполкомзага, это в. первую очередь должно беспокоить. Цветков еще шире заулыбался. – Что же я могу с собой поделать, уважаемый товарищ предрика, если этот совершенно бесспорный факт меня давно уже ничуть не беспокоит. Все яснее ясного: что заработал, то и получай. – Как же это можно увязать с его предшествующей биографией? У него орденов с медалями не меньше пяти. Истомин, который все это время, не поднимая головы, слушал их перепалку, повернулся к Елене Сергеевне: – Вы все о той же истории с тремя тоннами зерна? Греков и сам не заметил, как подался из своего угла вперед. – В том-то и дело, Николай Дмитриевич, что вся эта история была шита белыми нитками. Истомин перевел взгляд на райуполкомзага. – В самом деле, Цветков, и тогда это как-то не вязалось. Цветков привстал с дивана. – Но это только доказывает, Николай Дмитриевич, что в работе с кадрами мы часто еще остаемся в плену у бумаги. У кого анкета в ажуре, тот и герой. Но у злостных расхитителей, как известно, она чаще всего и бывает без сучка. В то время– как райисполком не сводил глаз с его орденов, он у государства по дороге на пункт «Заготзерна» целых две полуторки зерна украл. Это в послевоенный голодный год. – Так, Цветков, ты можешь и меня в соучастницы зачислить. Истомин счел необходимым поддержать Елену Сергеевну. – Да-да, это уже чересчур. Но и три тонны зерна, Елена Сергеевна, это три тысячи килограммов. – Три тысячи сто двенадцать, – уточнил Цветков. – Тем более. – Истомин отыскал глазами на стуле у двери райпрокурора: – Если я ошибусь, Алексей Николаевич, вы поправите меня. По-моему, хоть за три тонны, хоть за десять килограммов по Указу… Прокурор выпускал из кабинета в приоткрытую дверь клубы табачного дыма. – Конечно, градация есть, но все равно наказание неотвратимо. – Кто у вас следствие вел? – спросил Истомин. – Филиппов, – стал было отвечать прокурор, но уполкомзаг Цветков опередил его: – Мы, Николай Дмитриевич, с Филипповым в контакте уже не один год. Он у нас в районе наиболее опытный следователь. – Да-да, – согласился Истомин. – Ему и лет уже немало. – Он повернулся к Елене Сергеевне. – А этому, Коптеву, если вы помните, сколько тогда было? – – Как мне не помнить, Николай Дмитриевич, я же на его анкету и наводила ажур. – Она бросила в сторону уполкомзага Цветкова взгляд. – Весной сорок третьего, когда он с проходящими от Сталинграда частями заглянул домой, ему было двадцать девять. А в сорок девятом, когда за ним приехала милиция, он как раз собирался с Зинаидой Махровой в загс. Истомин задержал невольный вздох. – Если только три года прошло, то сколько же им еще ждать? – У них там теперь система зачетов, – оглядываясь на Грекова, сказал Цветков. – Но вообще-то еще семь лет. Если, конечно, Махрова дождется его. Елена Сергеевна опять покосилась на него. – Зинаида Махрова и двадцать лет будет ждать. – А если и нет, другая найдется. Он и через семь лет еще будет мужчина в соку. Не раз может жениться. – Удивляюсь, Цветков, как с тобой жена живет. – Я вам, Елена Сергеевна, этот личный выпад прощаю на первый раз. Райпрокурор невесело вздохнул. – Вот и поговорили, как соседки через плетень: и отец у тебя был кобель, и бабка воровка, и сама ты сучка. Истомин встрепенулся за столом: – Прошу, товарищи, меру соблюдать. Впервые Греков счел необходимым вмешаться в разговор на бюро. – Здесь мы, конечно, можем меру соблюсти, но на десять лет может и зачетов не хватить. – Конечно, срок немалый, – согласился с ним Истомин, – но это дело, товарищ Греков, у нас старое, а время сейчас уже позднее, и пора нам к оргвопросу переходить. – К какому оргвопросу? – растерянно переспросила председатель райисполкома. – К тому самому, Елена Сергеевна, – иронически пояснил Цветков, – который в повестке стоит. – Да, больше терпеть уже нельзя, – отбрасывая рукой свою шевелюру назад и вставая из-за стола, сказал Истомин. Шире приоткрывая из кабинета дверь в приемную, он позвал: – Товарищ Подкатаев! – Ему никто не ответил, Истомин еще больше открыл в приемную дверь и с изумлением сказал: – Он спит. Всеобщий смех сопутствовал его словам. Первым захохотал Цветков. Но и Греков не смог сдержаться.– Распахнутая Истоминым в приемную дверь открыла всем взорам диван, на котором, положив голову на валик, младенческим сном спал председатель приваловского колхоза Подкатаев. Кончики усов у него мерно вздымались и опускались. Члены бюро райкома, повставав со своих мест, сгрудились в открытой двери. – Вот это нервы! – восхищенно сказал райпрокурор. – Умаялся, – заметила Елена Сергеевна. – Правильно, Елена Сергеевна, – поддержал ее Цветков. – Вы, как предрика, жалеете его, а он и переселение своего колхоза уже проспал, и теперь как ни в чем не бывало на райкомовском диване спит. Вместо того чтобы заблаговременно подготовиться к ответу на бюро, как им удалось все население станицы чуть ли не на восстание против Советской власти поднять. Это несмотря на бдительность товарища Коныгина, которого, правда, почему-то сегодня нет на бюро. При этих словах председатель приваловского колхоза Подкатаев вдруг, открывая глаза и вставая с дивана, сказал: – У товарища Коныгина жена рожает, и он был вынужден ее на подводе в роддом лично везти. Другого свободного транспорта у нас сейчас нет. – А как же сто пришедших со стройки машин? – Не можем же мы на МАЗе роженицу везти. На них мы теперь уже переселенцев начали возить. Глаза у председателя Подкатаева смотрели совсем ясно и безмятежно, только на щеке у него отпечатался след от валика. Возвращаясь к себе за стол, Истомин напомнил: – Вам бы, товарищ Подкатаев, об этом лучше было раньше подумать. В том числе и о своей дальнейшей судьбе. – Он обвел жестом комнату. – Рассаживайтесь по своим местам и давайте закруглять вопрос. – Он жестко взглянул на Подкатаева: – Что же, по-вашему, получается, вся станица Приваловская у Зинаиды Махровой в руках? Подкатаев хотел по привычке разгладить усы, но не донес до них руку. – Я, Николай Дмитриевич, этого никогда не говорил, но и отрицать ее влияние не вправе. Вы же сами знаете, что она всегда у нас в колхозе первая опора была, а потом… |