Книга Семьдесят пять шагов к смерти, страница 7 – Андрей Ильин

Двор, машины, люди, дети… И собаки. Породистые. Чем породистей собачка, тем круче ее хозяин. И никакие это не Шарики с Бобиками — все больше Джерри да Робби. Некоторые в сшитых под них костюмчиках, бахильчиках, намордниках от их собачьих Версаче… Ей-богу, дешевле детей завести и на ноги поставить…

Вот две собачки рванулись друг к другу, натягивая поводки, потащили за собой хозяев.

— Фу!.. Стой!..

— Фу!..

Да куда там…

Два собачника чуть лбами не столкнулись. Два песика на поводках — обнюхиваются, виляют хвостиками, резвятся, наскакивая друг на дружку.

Собачки принюхиваются. Хозяева присматриваются. Оценивают. Прикидывают. У одного девочка. У другого мальчик. И порода одна, и возраст плюс-минус. Вот как совпало. Бывает, полстраны надо прошерстить, чтобы кобельку своему подругу сыскать, а тут они сами встретились.

— Добрый день.

— Добрый…

— И как нас зовут?

— Нас — Шульц.

— А хозяина, простите? Как к вам обращаться?

— Можете величать Александром Петровичем. Или просто Александром.

— Очень приятно. Игорь Олегович. И, соответственно, Лиза.

— Шульц, поздоровайся с Лизонькой… Да тише ты, тише! Лизонька у вас хороша. Просто по всем статьям! Такой экстерьер!

— Так у нее родословная, как у английской королевы. Папа с мамой чемпионы, все в медалях.

— Очень она Шульцу понравилась. Видите?

Прыгает Шульц, резвится, на что-то, видно, надеется.

— Вязать ее не думали?

— Нет пока… Рановато ей.

Вот и все — облом Шульцу. По всем статьям. Иди грусти мордой в подстилку.

— Фу, Шульц! Фу! Нельзя! Сидеть!

Трудна жизнь у породистых собак — ничего им нельзя, а если можно, то не с теми, с кем хочется. А с теми, с другими — даже если не хочется, все равно придется, про симпатию не спросят! И за каким тогда родословная и медали, если никакой личной свободы? Когда нельзя замутить с симпатичной во всех отношениях, живенькой дворнягой, а надо ждать, когда к тебе приведут «принца» голубых кровей. Который на тебя не взглянет и не влезет и придется его всемером втаскивать.

Эх… жизнь собачья.

— Куда ты, Шульц! А ну отойди! Сидеть! Сидеть, я сказал!

Дернули за поводки. Потянули. Растащили.

— А вот я сейчас тебя за эти безобразия гулять не поведу и… как хочешь… — пригрозил Александр Петрович. — Терпи — хоть лопни.

Шульц повинно склонил голову, косясь исподволь на Лизу.

И здесь никакой свободы нет! Беспородные хоть пять раз на дню — «гуляют». Когда приспичит — тогда и «гуляют». А здесь — терпи.

Нагадить бы хозяину в тапочки, чтобы знал, каково это… Но нельзя. Он потом той тапочкой…

— Вы часто здесь бываете?

— Каждый день.

— Живете близко?

— Да, вон в том доме.

— А я чуть дальше. Почти соседи. Надеюсь, будем встречаться. Шульц по Лизе будет скучать. Да, Шульц?

Шульц услышал, навострил ушки. А вдруг все-таки свяжется?

И хозяин ее, Александр Петрович, тоже, похоже, надеется. Хотя надо еще присмотреться, бумажки полистать, медальки пощупать. Любовь собачья она не просто так, она уж точно — по расчету!

Сошлись собачки.

Свели — хозяев. Чтобы сдружить.

Типичная ситуация. Когда не люди, когда их четвероногие питомцы решают, кто с кем приятельствовать будет! Бывает, что у собачек не складывается, не связывается, а хозяева их, напротив, сходятся, женятся и детишек рожают. И даже, бывает, «породы» мешают и про родословные и медали друг у друга не спрашивают! Отчего им такая привилегия?

— Вы когда в следующий раз гулять надумаете, мне на мобильный звякните. Если не затруднит. Вот моя визитка.

— Вы доктор?

— Есть такое дело. Практикую. Но по моему профилю лучше со мной не знакомиться. Боже упаси. Лучше по поводу собачек.

— Тогда до завтра.

— И вам… Домой, Шульц, домой!

Эпизод шестой. Семь месяцев и двадцать девять дней до происшествия

— Послушайте, ну зачем все это? Зачем я вам? Мне уже… Ну не важно. Я старше вас.

— А я знаю, на сколько!

— Откуда?!

— По глазам умею возраст определять.

Удивление, сомнение…

— А разве…

— Шучу я. Вы же, когда сюда пришли, анкету заполняли.

— Да, верно!

— Вот и весь фокус.

Рассмеялись оба, одновременно, озорно, беззаботно.

— Вот видите! Тем более зачем?

— Сам не знаю. И сам себя спрашиваю. Вы же Светлана, значит, «светлая». А я люблю, чтобы много солнца, чтобы глаза слепило.

— А если серьезно?

— Наверное, вы мне просто интересны. И потом, я ничего не имею в виду. Тут вы правы — найти себе приключения я смогу. Легко… А поговорить… не с кем. Я ведь маменькин сыночек — без отца воспитывался. Все-время с матерью. А она у меня, между прочим, кандидат наук… Во-от с такой диссертацией! Она меня с детства и за маму и за папу — в ежовых рукавицах. Может, поэтому? Я вас потом познакомлю.

— Это зачем?

— Просто так. Интересно, как вы понравитесь друг другу. Мать у меня дама норовистая, иногда ох как отбрить может. Я как-то приехал к ней с подругой, так она ее так пощипала, что та как… облезлая курица. Я так потом хохотал!

Засмеялся весело, открыто. И солнечные зайчики в глазах заблестели. И весь он… как солнечный зайчик — радостный, яркий, веселый. Мальчик-весна.

Эпизод восьмой. Семь месяцев и двенадцать дней до происшествия

Элитный дом, элитный подъезд, элитные жильцы. И район — тоже. Всё по первому классу. Все чистенько, прибрано, покрашено, поглажено, подобрано, причесано. Хотя и дорого.

Но за комфорт надо платить. Тем более за элитность.

Открылась дверь. И другая, напротив…

— Здравствуйте, Виктор Григорьевич.

— Здравствуйте, сосед! Как жизнь молодая?

— Так, ничего. Бегаем, крутимся.

— Да, теперь все крутятся. Как волчки. Ну или как… волки под флажками.

— Это верно. Остановишься — сгрызут не подавятся.

— Кто?

— Все — конкуренты, налоговики, коллеги по службе. Жизнь есть борьба с себе подобными. Прав был Дарвин, если ты не скушаешь — тебя скушают. Вот и грыземся.

— Что-то вы, батенька, совсем в меланхолию впали. Неприятности на работе?