Книга Дневник «Эпик Фейл». Куда это годится?!, страница 12 – Стефан Пастис

Бинго меня не слышит.

Я снова взбираюсь с ногами на стул и продолжаю свою пламенную речь, обращённую к Эпику, только уже громче.

– КАКОВА НАША ПОЛИТИКА?

ВЕСТИ ВОЙНУ ПРОТИВ ЖЕСТОКОЙ ТИРАНИИ, СТРАШНЕЕ КОТОРОЙ НЕ БЫЛО ЗА ВСЮ МРАЧНУЮ ИСТОРИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ!

Эпик бухается на спину и чешет толстый зад.

– МЫ НЕ СДАДИМСЯ И НЕ ПРОИГРАЕМ! МЫ ПОЙДЁМ ДО КОНЦА!

Гудение внезапно прекращается, а я продолжаю орать во всю глотку:

– …МЫ БУДЕМ БИТЬСЯ ВО ФРАНЦИИ!

На террасу вкатывается моя двоюродная бабуля. На ногах у неё бум-бум-ролики.

– Будешь биться во Франции? – интересуется она.

– В этом доме можно хоть где-нибудь спрятаться от любопытных глаз и ушей? – раздражённо бурчу я.

– Если собираешься во Францию, я с тобой.

Я слезаю со стула.

– Это из речи Уинстона Черчилля ^[5], я нашёл её, когда заперся в кабинете.

– Ты запирался в кабинете Густава?

– Черчилль как будто знал Трусню!

– Что ж, – решительно молвит тётя, – если ты против Трусни, значит, я сражаюсь на твоей стороне. – Она шумно почёсывает ногу. – А кто такая Трусня?

– Неважно, – говорю я. – И твоя помощь мне не нужна.

– Всегда полезно иметь союзников.

– К твоему сведению, у меня есть союзник весом в семьсот килограммов. Это свирепый хищник, внушающий страх, и в Арктике он на вершине пищевой цепочки.

В этот момент до моего слуха доносится жалобный визг и мимо меня с топотом проносится тот самый союзник.

Я оборачиваюсь к тётушке.

– Когда можешь приступить?

С оценками по географии у меня проблемы.

Видимо, из-за ответов вроде этого:

Та же ерунда с английским. Миссис Келмсли, видите ли, не понравилось моё сочинение по книге «Лев, колдунья и платяной шкаф»:

Да и с математикой дела не лучше.

– Не понимаю, что происходит, – обращается ко мне мистер Дженкинс. Он специально задержал меня после уроков. – После отъезда мистера Крокуса ты вроде как вошёл в колею, верно?

А-а, Старикан Крокус! Бедняга был так сражён моим величием, что сбежал на тропический остров.

– До сих пор переживаешь по поводу конкурса на звание лучшего детектива? – участливо спрашивает мистер Дженкинс.

Я изображаю недоумение.

– Конкурса?

– Дело о пропавшем глобусе, – подсказывает учитель.

– А, вы про это. Нет, нет, нет.

– Но я слышал, ты расстроился из-за проигрыша, так?

– Из-за проигрыша? Мистер Дженкинс, я не проиграл. Да и победителя ещё не объявили.

– Согласен, «проиграл» – не совсем удачное слово. Я о том, что твой доклад не приняли.

– Понятно, – киваю я. – Вы имеете в виду Чудовищную Несправедливость.

– Пожалуй, что так.

Я щёлкаю костяшками пальцев.

– Поживёте на этой планете подольше, мистер Дженкинс, и сами начнёте понимать, что наш мир просто переполнен несправедливостью. Мы, детективы, видим это яснее, чем обычные люди.

– Вот как?

– Именно, мистер Дженкинс. Кругом сплошное жульничество и махинации.

– Не уверен, так ли это на самом деле, однако я рад, что ты не злишься.

– Великие сыщики не злятся, сэр. Они… – Я обрываю фразу.

– Тимми, они – что?

– Исправляют свои оценки, мистер Дженкинс. Прилагают все усилия, чтобы…

БУМ!

Меня бьёт по голове летающий конверт.

– Ложись! На землю! – кричу я Дженкинсу. – Нас атаковали!

Я кидаюсь на учителя, защищаю его своим телом. Мы оба валимся на пол.

– Должно быть, снаряд влетел через окно! – определяю я.

– Будь добр, слезь с моей головы, – просит мистер Дженкинс.

– Сохраняйте спокойствие, – говорю я, слезаю с его головы и, присев на корточки, изучаю орудие нападения.

На лицевой стороне конверта никаких пометок.

Обернув руку концом шарфика, чтобы не оставить на поверхности отпечатков, я аккуратно переворачиваю конверт.

И надпись на обратной стороне ой как меня тревожит.

– Определённо, это дело рук наёмного убийцы, – говорю я тётушке. – Но кто же он?

Тётя изучает подозрительный конверт. Тот самый, с сердечками.

– Внутри что-нибудь было? – спрашивает она.