Книга Дневник «Эпик Фейл». Куда это годится?!, страница 22 – Стефан Пастис

– Выше нос, Тимми, – говорит мама, забирая из ящика пачку писем. – На сегодня мы справились. Гляди-ка, это тебе.

Я беру в руки конверт.

И вижу, что письмо – от предполагаемого киллера.

Я бросаю конверт в мусорное ведро.

Потому что мне всё равно.

Меня не волнуют всякие там письма.

Как и наёмные убийцы.

Как и работа детектива.

Прощай, прежний мир.

Прощай, ещё один символ славы забытых дней.

– Вот, забрал у Скримшо, – сообщает Ролло. – Они собирались выкинуть твою деревяшку.

В руках у Ролло – Тапиоковый Я.

– Очень мило с твоей стороны, – бесцветным голосом отвечаю я. – Можешь оставить себе. Для костра сгодится.

Ролло наклоняется ко мне и спрашивает:

– Давно ты там лежишь?

– Несколько дней. Или месяцев. А может, несколько лет… Кто знает?

– Всё хочу спросить: что твои мама и двоюродная бабушка сказали насчёт попугая? Сильно ругались?

– Вообще ничего не сказали.

– Гм, странно.

– Что странного? Может, они решили, что я и без того достаточно настрадался.

– Я слыхал, тебе на этой неделе снимают гипс, – меняет тему Ролло. – Хорошая новость.

– Угу.

– А Молли Москинс все уши мне прожужжала о тебе. Она страшно расстроена, что ты не идёшь на бал.

– Угу.

– Кстати, не знаю, интересно тебе или нет, но я тут выяснил насчет Сам-Знаешь-Кого. В общем, через забор от тебя живут её дедушка с бабушкой. Она временно у них, потому что…

– Ролло, – перебиваю я.

– Что?

– Меня это не волнует.

– Да ладно, прекращай. Ты сам на себя не похож. Сейчас попробуем улучшить тебе настроение. – Взгляд Ролло падает на Тапиокового Меня. – Давай вознесём Тапиокового Тимми на должную высоту! Хочешь, посажу его на спину твоего слона?

– Валяй, – равнодушно отвечаю я.

– Сейчас мы это сделаем! – восклицает он.

Тукас пытается поднять тяжёлую деревяшку над головой и… теряет равновесие.

В результате слон теряет свой тухес.

Нерешённым остался лишь один административный вопрос, так что я приступаю к его решению.

– Начинаем слушания по делу о дисциплинарной ответственности медведя, – объявляю я Совету директоров. – Прошу директора по этике зачитать обвинения.

Директор по этике (я) зачитывает обвинения:

– Пункт первый. Сознательное поедание попугая по имени Торпеда Боб, принадлежащего моей двоюродной бабушке.

– Возражения имеются?

Возражений не имеется, рук никто не поднимает. Места в Совете директоров пустуют. Уже давно.

Потому что Эпик уволился из агентства.

Моё обращение с ним после того случая с попугаем настолько выбило медведя из колеи, что он решил покинуть корпорацию.

Я меняю повестку дня и ставлю на голосование последний вопрос:

– Кто за то, чтобы спросить у большого и глупого арктического животного, не желает ли он, несмотря на все свои большие и глупые арктические ошибки, ну, это… вернуться в агентство?

Обвожу взглядом зал заседаний. Одна рука поднята.

Я просыпаюсь от мужского голоса, который кричит мне в ухо:

– НИКОГДА НЕ СДАВАЙТЕСЬ! НИКОГДА НЕ УСТУПАЙТЕ! НИКОГДА-НИКОГДА-НИКОГДА – НИ в ЧЁМ: НИ в ВЕЛИКОМ, НИ в НИЧТОЖНОМ, НИ в БОЛЬШОМ, НИ в МАЛОМ! ^[6]

Открываю один глаз. Вижу двоюродную бабулю.

– Ты что делаешь? – спрашиваю я.

– А ты что? – в свою очередь задаёт вопрос она.

– Пытаюсь спать.

– А я поставила пластинку. – Тётя показывает на вращающийся чёрный диск. – Это Уинстон Черчилль, – поясняет она, – твой кореш.

Я зарываюсь головой в подушку.

– Дай поспать, а?

– Хорошо, спи. Но сперва послушай ещё одну речь. На этот раз мою.

Тётушка отключает проигрыватель.

– Тимми, я хочу сказать тебе нечто такое, чего никогда не говорила твоей матери. Я всё ждала, что однажды она придёт ко мне и попросит денег. Но, дай ей бог здоровья, она этого не сделала. Поэтому я признаюсь тебе. – Бабуля с довольной улыбкой замолкает.