Книга Кошка с Собакой 2, страница 35 – Алексей Свешников

– Крошек не будет, – на всякий случай сразу предупредил я. – Можешь лететь дальше.

Голубь повертел головой, говоря мне, что ему всё равно.

– Ну, я тебя предупредил.

И я продолжил наслаждаться мороженым. Наслаждался я ровно до того момента, пока проходивший мимо лабрадор не дёрнулся в сторону скамейки и не перекусил потерявшему страх голубю горло. Хозяин лабрадора принялся яростно ругать его, хотя ничего глупее быть не могло. Пёс искренне не понимал причину недовольства и я, хоть мне и было жаль голубя, был на его стороне. Он ведь пёс. Ему положено не только приносить тапки и газеты, но и быть псом: лаять, кусаться, гоняться за кошками и птицами. Закончив с нравоучениями, хозяин лабрадора взял газеткой мёртвого голубя за крыло и аккуратно опустил его в урну для мусора. Отлитый в цементе параллелепипед стал саркофагом для неосторожной птицы. Потом хозяин и его пёс продолжили путь, и пока я мог их видеть, мужчина что-то выговаривал собаке, а та плелась рядом, виновато опустив морду. Гибель живого существа несколько притушила костёр вселенского умиротворения, разгоревшийся в моей душе. Теперь я посмотрел на проходивших мимо людей совсем другими глазами. Та беззаботность, с которой они расходовали драгоценные мгновения своей жизни, показалась мне кощунственной. Особенно нелепо теперь смотрелась влюблённая пара, ослеплённая своим счастьем. Эти эгоисты даже не увидели трагедии, разыгравшейся в десяти шагах от них. Как можно быть такими слепцами? Мне захотелось быстро доесть мороженое и бросится по аллее, крича всем, чтобы они открыли глаза и оглянулись на происходящее вокруг. Оглянулись внимательно, до рези в глазах. До спазмов костного мозга. Наверное, только мороженое меня и остановило. Я остался сидеть в тенистой аллее. Рядом, в урне, остывал трагически погибший голубь, где-то по улице брёл ничего не понимающий пёс и его глупый хозяин, тётка-мороженщица взволнованно поглядывала на небо, а влюблённая пара продолжала целоваться, мало заботясь о том, что происходит вокруг.

Нагулявшись по городу, я оказался стоящим на Почтампском мосту. С проплывавших внизу катеров пространство оглашали рассказы экскурсоводов про Юсуповский дворец. Подвыпившие пассажиры махали руками. Я стоял, облокотившись на перила, и смотрел в сторону Новой Голландии. Мост подрагивал под ногами в такт шагам прохожих за спиной.

Вот интересно, можно ли приравнять убийство Распутина к такому индивидуальному террору, как, например, убийство Плеве или Столыпина? Мысль показалась неожиданной. Ещё неожиданней был раздавшийся за спиной крик, адресованный явно мне:

– Вот ты где!

Я обернулся. На меня смотрел Вован.

– Ты как? – Вован, пожал мне руку и встал, перегородив узкий Почтампский мост.

Я тоже обрадовался встрече.

– Я нормально.

– Собака сказала, где тебя искать.

Я кивнул.

Мы пошли к улице Декабристов по Прачечному переулку в поисках какой-нибудь кафешки. Как я понял из рассказов Вована, в этом районе он прекрасно ориентировался в подобных местах. Впрочем, в этой акватории я и сам был неплохим лоцманом. Здесь жили мои бабка с дедом, и теперь сюда переехал я, чтобы быть подальше от всего и всех.

Мы вышли на Декабристов и пошли в сторону Крюкова канала, свернули в Львиный переулок и тут же зашли в нужное заведение, отворив неприметную пошарпанную дверь из морёной сосны. Заведение не претендовало на изысканность, что нам и было нужно.

– Бывал тут? – на всякий случай спросил я.

– Да. Нормальное место, – успокоил меня Вован.

Едва мы уселись за столик, как тут же возникла девушка с двумя меню в толстых кожаных переплётах.

– Чего-нибудь выпить, пока выбираете?

– Пива, – сказал Вован и вопросительно уставился на меня. – Ты как по пиву для начала?

Я кивнул. Пиво так пиво, какая разница?

– Два светлых, чешских.

Этого заклинания оказалось достаточно, чтобы девушка исчезла на первое время.

Из окна, через мутноватое стекло с каким-то совсем неуместным тут витражом, пробивался уличный свет. Под потолком, над столиком, висела модная нынче энергосберегающая лампочка в диковинном абажуре. Сплав современности и дремучего прошлого. Вдалеке, за барной стойкой, непонятного вида субъект читал газету.

– Ты как насчёт поесть?

Я подумал, что давно не ел.

– Нормально…

– По соляночке?

– Давай.

– У них солянка зачётная.

Официантка принесла пиво. Маленькие капельки стекали по запотевшей кружке робкими, дрожащими параллельными прямыми. Я взял кружку в руку и посмотрел на мир через янтарный светофильтр.

– Что будете заказывать?

Вован опять принялся терзать меня.

– Значит по солянке, да?

– Да.

– А потом?

– Можно к пиву что-нибудь…

– Попробуйте гренки, – предложила девушка.

Вован почесал нос.

– Гренки… – повторил он, рассеяно. – Это как-то по-студенчески…

Девушка молчала, я тоже.

– Давайте сырную тарелку, – наконец, сообразил Вован.

Девушка быстро дописала в маленький блокнотик информацию про сырную тарелку.

– И пива сразу ещё несите, – оживил я ситуацию.

Вован понял это как намёк и призывно поднял бокал:

– За встречу!

Мы в пять глотков осушили кружки.

– Вкусное пиво! – похвалил я, отчасти чтобы порадовать старого собутыльника, отчасти потому что пиво и вправду было хорошим.

– Я ж говорю, место правильное, – заулыбался он.

– Мне позвонила Собака. Сказала, что ты уже три месяца как съехал в бывшую бабкину квартиру. С тех пор от тебя ни слуху, ни духу.

Я повертел в руках зубочистку, на которую был наколот кусок камамбера.

– Всё так…

Я прикрыл глаза. Почувствовал, как пиво начинает кружить голову.

Из этого меня выдернул Вован:

– Что с работой?

Я пожал плечами. Странный вопрос.

– Ты знаешь… – я помедлил с ответом. – Как ни странно, теперь, когда мне стало всё похуй, с работой стало вообще заебись.

Я улыбнулся и приподнял бокал.

– А ты как живёшь?

Мы сделали по глотку. Вован повёл своими богатырскими плечами:

– По-разному, старик… По-разному… Но мы тут не про меня собрались, давай, хватит бухать. Пора домой.

Я допил пиво:

– Так у меня тут тоже дом.

– Но в нём нет тех, кто тебя любит. А дом это место, где тебя любят. Остальное – гостиница.