Книга Кошка с Собакой 2, страница 43 – Алексей Свешников

– Так я им не мешаю. Пускай знакомятся. Сейчас много чего не так, как я считаю правильно.

– Например?

– Сейчас бабе нельзя сказать, что она баба.

– Баба – это сейчас грубо.

– Не цепляйся к словам, прекрасно знаешь, о чём я. Современность требует потакать своим, только что появившимся капризам, при этом, совершенно не считая, что предыдущие правила, очень между прочим важные для огромного количества людей, надо так же уважать.

– И что ты предлагаешь?

– Предлагаю не лезть в чужой монастырь со своими проститутками.

– Это, кстати, сейчас тоже нельзя, найдутся юродивые, готовые оскорбиться.

– Юродивые у нас традиционно занимают управленческие государственные должности.

– И так тоже уже нельзя сравнивать, закон вроде приняли.

– Полудурки приняли закон, что они – не полудурки. В спортлото не написали?

– В прокуратуру могут написать.

– Ещё один островок в океане коррупции, жаль только чайками засраный. Лучше бы удобрили всем составом Дальневосточный гектар, всеми палатами. Они же неспроста палатами называются, верхней и нижней?

– Давай я тебя лучше научу через телефон баб кадрить?

– Ты ж сама говорила, что баба – это слово из прошлого.

– А я уважаю прошлое, если оно по контексту вписывается в формат.

– Значит всё-таки есть выбор!

– Выбор есть всегда. Только в России это немного не так работает, у нас всегда всё плохо, но периодически случается лютая хуйня.

Уговорила собака меня на это бесовство. И, вы не поверите, через 15 минут уже был результат! Молодая и независимая девушка согласилась на свидание. Я, как человек, ценящий остатки своей навсегда проёбанной жизни, восхитился таким скоростям. Более того, разные прочие бабы сами начали спрашивать посредством интерфейса, чо да как, и не хочу ли я того… Этого самого…

– Это проститутки, – предостерегла кошка.

– Думаешь, я не понимаю?

– Ты понимаешь, только когда вынимаешь.

Я, проявив твёрдость и, как это ни неуместно в данном контексте, верность, договорился о встрече с утра пораньше, пока мозги ещё предположительно работают. Справедливо прикинув, что мало ли к вечеру утрачу способность к адекватной оценке ситуации.

Утром приоделся посвежее, побрился… Принял для запаха немного мятного ликёра. Захорошел… И пошёл навстречу судьбе.

Подруга, кстати, оказалась ничего, прекрасная, как стюардесса, и тупая, как утюг, но видно, что мнения о себе невзьебенного. Да и горячая наверняка, как, опять же, утюг. И имя такое мелодичное – Танечка…

Хороший композитор из одного такого имени целый припев сочинит.

Сидим, пиздим про то да сё… Я рассказываю про трудности взаимопонимания, про Эль Греко, как символ неподкупной совести, про разность потенциалов, про путешествия по стране.

– А почему вы на поезде поехали, а не на самолёте полетели? Вы боитесь летать? – это она, чтобы поддержать беседу, нашла момент, в котором смогла сориентироваться.

– Я боюсь, что у меня все хрупкие вещи в чемодане побьются, вы же видели, как в аэропортах кидают багаж? А в поезде я сам себе грузчик.

– У вас хрупкие вещи есть… Вы такой неожиданный мужчина! А что же у вас хрупкое такое?

Стаканы у меня хрупкие, думаю.

– Гирокомпас. Это очень точный прибор.

– А зачем он вам?

– Земля же плоская, и если все люди в Америку уедут, или, например, китайцы понаебутся, как кролики, один край начнёт перевешивать и Земля перевернётся, а я по гирокомпасу это увижу и успею за что-нибудь ухватиться в последний момент, чтобы совсем в космос не упасть.

– Ой точно… А если я с вами рядом буду, когда Земля переворачиваться начнёт, у вас есть за что мне ухватиться?

– Найдём. Пока можем хватательный рефлекс потренировать. Устроим командно-штабные учения максимально приближенные к боевой ситуации.

– Вы мне гирокомпас покажете?

– Дома покажу. Но надо сперва инструктаж пройти.

Потом мы поговорили про переменчивость питерской погоды. Точнее Таня начала сетовать на дожди, а я как раз наоборот, заметил, что дождей у нас не больше чем в Лондоне, однако там это почему-то нормально. С Лондона мы логично перешли к обсуждению упадка современной культуры и зависимости людей от материальных благ. Тут вскрылось, что Танечка пишет стихи. Как бы между делом она об этом пространно намекнула:

– Кстати о культуре – я пишу стихи.

Я хмыкнул:

– Ого, это необычно. Прочитаете что-нибудь из неизданного?

– Хорошие стихи, – говорю. – Про любовь…

Признаться, что-то такое я и ожидал услышать. Но поскольку сам в таких делах даже не дилетант, то просто одобрительно кивнул, мол чёткие стихи, без аллегорий и бустрофедона. Ну и коли муза прямым текстом сказала, что, собственно, ей нужно, предложил время не терять и рвануть дальше. У меня, мол, как раз томик Блока случайно застоялся у кровати.

Но как я и опасался утренний мятный ликёр был явно лишний, поскольку, несмотря на ранний час, я неожиданно быстро набрался и вовсе не романтического одухотворения, а желания неконтролируемых эмоциональных поступков. Проще говоря, наебенился.

Захотел вдруг удивить новоиспечённую подругу Танечку, выпустив на неё разом всех бесов из своей малость нездоровой головы.

– А не сходить ли нам сейчас в театр?

– Я даже не знаю…

– А что тут знать? Вы – поэтесса! Искусство – наша путеводная звезда в этом зыбком тумане человеческих страстей, наше всё в космическом ничто, наш маяк в безбрежном океане вселенского одиночества. Без него бессмысленность существования возьмёт вверх, и тогда точно крышка.

По её глазам я понял, что нихуяшеньки она не поняла, но кивала исправно, соглашаясь.

– На какой спектакль пойдём?

Этот неожиданный вопрос поставил меня в тупик. Я и забыл уже, если честно, с какого лешего нёс эту пургу. Оглянулся, настраивая телеметрию.

За окном было позднее утро, вряд ли театры работают в такую рань.

– Сейчас уточню.

Собака должна быть в курсе дела.

– Ты ебанулся? Какой театр?

– Драмы, можно комедии, можно и того и другого, можно даже смешать.

– Ты уже, я слышу, насмешивался, долбоёб… Сейчас только театр кукол работает.

– Поебать! А что в нём дают?

– Ты серьёзно? Лошарик!