Книга Дом падших ангелов, страница 56 – Луис Альберто Урреа

– Да господи же! – заорал Лало. – Но ты же мой родной сын!

Лало чудилось, что он растягивает каждый звук, и точно так же растягивается сам автомобиль. Машина вдруг стала резиновой. Она огибала углы, заворачиваясь, и лобстерная физиономия сына то оказывалась далеко впереди, то резво прыгала обратно.

– Ты никогда никого не убивал, – сказал Лало. – Ты только выделываешься, малыш. А я убивал людей по-настоящему. Это было моей работой. И я с головы до ног в крови. Навеки. Помоги мне!

– Но мы зато прибрали все его заначки, верно? – ответил Джио. – Хотя бы так проучили козла. Чего ты нервничаешь?

Лало пнул mochila, валявшийся в ногах. Набитый травой, кристаллами, банкнотами и цепочками.

– Помоги! – простонал он.

Джованни посмотрел на него и сказал, сказал тихо и спокойно, сказал то, чего Лало не смог понять и никогда не поймет. И все же он попытался ответить. Но слова бессвязным потоком бессмысленно лились изо рта.

– Мы молодцы, пап. Я тебя люблю. И все равно тобой горжусь.

Лало со скрипом повернул плавящуюся голову и уткнулся лбом в окно.

– Плохо, – прошептал он. – Так плохо. Сынок. – По крайней мере, он надеялся, что произносит именно это.

– Я простил тебя, пап. Ты просто не такой сильный.

Эхо. Истеричные крики птиц. Чмокающий мясной звук, когда пули вонзаются в тело, кровь струится, и треск, когда попадают ракеты, сжигающие плоть жертв. Но это Ирак, не Калифорния. Есть разница. Не забывай. И тут Лало увидел что-то черно-белое.

– Копы! – выдохнул он.

– Остынь, – сказал Джио.

Полицейская машина обернулась гражданским «фольксвагеном», раскрашенным в те же цвета. Лало прикрыл глаза. Geek Squad^[258]. Буквы медленно сложились в слова.

Лало опять заплакал.

– Я боюсь.

Джио стиснул его колено.

– Папа. Пап! Послушай. Ты меня слышишь? – Он сбросил скорость. – Возьми себя в руки.

Лало вновь вспоминал.

Холод оружия в ладони, пистолет забавный, как игрушка, но и жуткий. Наркотик, черной змеей струящийся по венам. Человек с пустыми глазами, безучастно глядящий на него, но руки его трясутся. Сын, повторяющий: «Давай. Вломи ему». Пистолет, парящий в воздухе, как диковинная летучая рыба. И татуировка. Татуировка на его собственной руке. Сейчас он почесывает ее. Старший Ангел. Дебильная улыбка. Прическа. ПАПА 4EVER.

– Что мой брат тебе сделал?

– Ничего. Он нарвался, а я просто сделал, что велели. Только бизнес.

Время остановилось для Лало.

ПАПА 4EVER.

Всю жизнь Лало был заложником. Жилы рвал, чтобы стать Браулио. Чтобы стать как отец. И не смог сравняться ни с тем ни с другим. Стыдился отца – этого старого дурака. Боялся брата – до такого мачо ему ни в жизнь не дотянуться. И все пытался убедить людей, что он такой же, как вон тот кусок дерьма, сидящий сейчас перед ним.

Лало поднимает пистолет. Парень отодвигается, закрывает глаза. А Лало чувствует только печаль.

Ему так жалко этот мир, жалко всех, погибающих и обращающихся в прах. И еще наркотики, огонь в крови. Он ощущает движение воздуха и вспоминает, как ветер трепал волосы на бейсбольном матче, как припекало солнце, как отец, в дурацких расклешенных кримпленовых брюках, болел за него, а его идиотские усы были измазаны горчицей.

Лало слышит собственный голос, странно чужой, как будто голос отца, произносящий: «Мы должны остановиться. Мы бегаем по кругу. Расплата, расплата, расплата. Никогда нельзя ни за что расплатиться сполна». Ствол пистолета отклоняется в сторону. Человек на диване открывает глаза, видит, что в лицо ему больше не целятся, и внезапно обмякает. Он разоблачен: пожилой лузер, который изуродовал собственное лицо, но давно уже не опасен. Его даже пристрелить не хочется.

– Но мы тут не ради этого, братан, – говорит Лало. – Это не про нас. Про нас так говорят, но это неправда.

Он вновь вскидывает пистолет. Человек вздрагивает, и это самый страшный миг в его жизни.

– Мы вот такие.

Целясь над головой мужчины, Лало нажимает на курок и выпускает обойму в стену. Мужик падает, хватается за грудь, сучит ногами в воздухе, в ужасе орет. Каждый выстрел гулко грохочет в ушах Лало. Голубоватый удушливый пороховой дым. Штукатурка сыплется на них, пока пистолет не смолкает, опустев. Потом он швыряет оружие через всю комнату, а мужик пригибается, прячет голову и скулит.

А потом Джио хватает его и они убегают.

– Господи Иисусе, пап! Что это было?…

Мир вокруг вспыхивает и сгорает.

Лало резко вернулся в настоящее, увидел руки Джио на руле. Руль будто из мягкой лакрицы.

– Я попаду в ад, Джио. Уже подписан, запечатан и отправлен, серьезно.

Прежде чем потерять сознание, Лало увидел, как призрак дедушки вползает через ветровое стекло.

Сюрприз от Кеке

Откуда им знать, какой дом был у Младшего Ангела?

Он разглядывал родню в дверной проем. Несмолкающая музыка била по ушам. Он почти не слышал, что там бормочет Кеке.

Рождество. Ну конечно. Они завидовали его Рождеству. И что родители ради него выкладывались по полной. Он вынужден признать: им пришлось смириться – да, у него был суперпистолет Джеймса Бонда, шпионский чемоданчик из «Агентов А.Н.К.Л.», игрушечная гоночная трасса, железная дорога. Но самое главное, разумеется, наикрутейший подарок, о котором мечтает каждый мальчишка, – сверкающий синий велосипед «Стингрей». Они смотрели на этот велик и думали: Богатенький гринго купается в роскоши, а нас отец бросил голодать.

Вот только они не видели, как Дон Антонио воспитывает маленького нежного белого мальчика. Высокая наука езды на велосипеде. Como un hombre!^[259] Младший Ангел никогда не видел «харлей». Он понятия не имел, что отец ездил на такой штуке. Даже когда они бывали в кино и смотрели фильмы Адама Рорка про байкеров, отец ни словом не заикался. В велосипеде Дон Антонио увидел средство закалить мальчика. Все что угодно служило орудием превращения его в мужчину. Ремень отлично сработал с другими сыновьями, значит, сработает и с Габриэлем.

Если белый мальчик боится велосипеда, боится упасть – боится боли в конечном счете, – это позор для Дона Антонио. Да будь он проклят, если подстрахует ребенка. Он усадил Габриэля в седло, вывез на улицу, разогнал и придерживал только до того момента, пока велосипед не набрал приличную скорость, а потом отпустил – и наблюдал, как малыш в панике виляет, шатается, пока не падает наконец с плачем на бордюр. Дон Антонио подошел к сыну, протянул руку. Совсем как на пляже. Ангел Габриэль подумал, что отец пришел спасти его. Но Дон Антонио взял его за руку, поднял и опять взгромоздил на велик, несмотря на все мольбы и слезы. И они опять помчались по улице, и он упал. И еще раз. Разорванные на коленках штаны. Кровь на левом колене и из носа. И он падал и падал, пока не научился ездить.