Книга Дым и Дух, страница 55 – Чарли Хольмберг

– Ох, Сэндис, Сэндис, – застонал Рон. Плечи его сникли, в груди защемило.

Эта девочка переворачивала его привычный мир вверх дном.

– А затем моя мама махнула на жизнь рукой, – продолжала она. – Взяла и… перестала ходить на работу. Перестала есть. Пить. Легла на кровать и не вставала с нее, пока не умерла. Анон первым устроился сюда на работу… – Сэндис взглянула на тени, извивавшиеся на стене. – Несколько лет мы вполне сносно держались на плаву. А потом Анон пропал… Ну, остальное ты знаешь.

Рон нахмурился. Да, остальное он знал.

– Сколько тебе было, когда умерли родители?

– Одиннадцать. Анону было девять.

Рон потер руки. Он не замерз, он просто не знал, куда их деть. Неудивительно, что она так стремится найти этого Талбура.

Его сиятельного папашу Сэндис видела, а вот маму – нет. Чувство вины свинцовым шаром перекатилось в его желудке туда и обратно. Если он не вытащит маму из «Гереха», история ее жизни окажется столь же печальной, что и у матери Сэндис.

– Три года назад, когда мне было двадцать два… – начал он и запнулся, ощущая неловкость: еще никому и никогда он не рассказывал о себе. – Я все еще работал в канализации. Чистил трубы на улице, где жил Куртц.

Не удержавшись, Рон расплылся в мальчишеской улыбке, хотя ничего смешного и не сказал.

– Очищал канализационные тоннели от всякого хлама. Когда мусорщики не успевают вывозить оставленный людьми мусор, те начинают кидать его в канализацию. Умники…

Сэндис улыбнулась.

– В общем, я ковырялся в воде, когда тоннель обрушился.

Сэндис вытянулась. Застыла.

– Как видишь, я выкарабкался, – хмыкнул он, – хотя и получил какой-то глыбой по спине и повредил плечо. – Напоминая о себе, плечо заныло, и он протянул руку, чтобы помассировать шишку, набухшую у основания шеи. – Когтями я процарапывал ход наверх, а вокруг крошился бетон и срывались булыжники. И вдруг завалы пронзил солнечный свет, и что-то сверкнуло. Рука у меня отнялась, голова истекала кровью, но я все-таки нырнул – не такой уж я дурак, чтобы отказываться от золота.

Оторвавшись от зудящего плеча, он полез в карман и вытянул амаринт. Подбросил его и снова поймал.

– Так я и нашел эту цацку. Первые колины сровняли с землей носконские постройки, не удосужившись покопаться в них. Думаю, в древние времена тот тоннель служил усыпальницей. Правда, биться об заклад не стану – тел я не видел, да и не искал. Я собирался продать побрякушку, но один хмырь чуть не спятил, когда увидел ее у меня, и попытался ее стащить. Если бы не Куртц, плакал бы мой амаринт горючими слезами.

– Куртц тебя спас? – загорелась она.

– Я сам себя спас, – расхохотался Рон. – Второй раз в жизни я воспользовался тем, чему он меня обучил, сечешь? В общем, в конце концов я смекнул, что к чему, и… – Рон глубоко вздохнул, – опля! Превратился в Энгела Верлада, бросил работу и начал зашибать деньгу.

– И чем же занимается Энгел? – осторожно спросила Сэндис.

Рон слишком резко дернул плечом и поморщился.

– Тем, на что у других кишка тонка. Краду, шпионю, свожу одних людей с другими.

– Чтобы те их убили? – отшатнулась Сэндис.

– Понятия не имею, что одни с другими делают. – Рон потянулся к ноющему плечу, помял его. – Я не спрашиваю. Но сам я никого не убиваю. Такие предложения я отметаю сразу.

Кем-кем, а убийцей он не был. То ли философия Куртца пустила корни в душе глубже, чем ему бы хотелось, то ли проповеди отца – еще в те времена, когда они жили одной семьей, – слишком прочно засели в его голове. Одним словом, если можно было избежать общения с бандюгами и оккультниками, он его избегал. Слишком темные дела они творили. Слишком грязные.

– Как-то я подрядился на одну работенку… – Рон покачал пальцем, на котором висел амаринт, – для Маральда Стеффена.

– Того старика, которого ты избил.

– Да, прости, – мучительно скривился он.

Сэндис пожала плечами.

– В общем, из-за него-то все и завертелось, и мою маму заточили в «Герех». Я пытался подкупить Смотрителя, пытался предложить себя вместо нее, однако… – В отчаянии он замотал головой. – Твердыня Господня, как же я все тут ненавижу.

Они помолчали. Рону больше нечего было сказать, а Сэндис… Сэндис, возможно, выносила ему свой приговор. Ну разумеется, она жизнью готова рискнуть, лишь бы отыскать родственника, которого и в глаза не видела, а он, Рон, позволил бросить свою неповинную мать за решетку. Он ждал, что Сэндис скажет ему: «Почему ты не продашь амаринт, Рон? Неужели твоя мама того не стоит?..» Эх, если бы Сэндис могла его понять, если бы…

Но Сэндис не сказала ни слова; встала на колени и отняла руку Рона от раненого плеча.

– Что…

Сэндис, не дав ему договорить, нежно приподняла его голову и легонько провела пальцами по плечу.

– Здесь?

– Ну да…

Нащупав узел, она тихонько нажала на него. Рон вздрогнул.

– Повернись.

Рон не понимал, что она задумала, но шаги над головой затихли, и он, подчиняясь ее воле, повернулся спиной.

– Докторов у оккульников нет, – прошептала она ему на ухо, разглаживая пальцами его лопатки и позвоночник, – но Кайзен следит, чтобы его вассалы находились в добром здравии. Иначе они не способны ко вселению.

– Ты говоришь о себе, точно о вещи.

– Для Кайзена я и есть вещь. – Руки Сэндис добрались до его шеи. – Рада, что с тобой все по-другому.

– С чего вдруг…

Одну руку Сэндис положила ему на шею, другой обхватила его плечо и дернула на себя. Кости звонко хрустнули (хрясь!), и Рон еле-еле – только чтобы не выдать их местонахождение врагам – сдержал вопль ярости. Грубо отпихнув Сэндис, он схватился за плечо.

– Какого черта, Сэндис? – вскипел он.

Плечо не ныло.

Рон осекся. Пощупал узел, который собрался массировать, но узел исчез.

– Какого черта?.. – растерялся он.

– Лучше? – качнулась она на пятках.

– Да, – кивнул он, оглаживая плечо. – Как тебе удалось?

– Когда живешь с оккультниками, приходится учиться заботиться о себе, – усмехнулась она, когда он присел рядом. Посмотрела вдаль и тихо добавила: – Иногда они дают сдачи. Люди, которым угрожает Кайзен. Нумену их тумаки как об стену горох, а вот вассалу порой приходится несладко. Его могут серьезно покалечить. Поэтому нам надо знать, как лечить свои раны. Однажды… – Она заколебалась. – Когда я только-только попала к Кайзену, я увидела, как один вассал умер. Кайзен так рассвирепел… ты и представить себе не можешь…

– Что, больше, чем когда гнался за нами по улицам?