Книга У оружия нет имени. Книга 2, страница 88 – Александр Гедеон

Она подошла неслышно в шуме дождя и стояла неподалёку, глядя на Чимбика. Девушку заметно пошатывало, и она оперлась рукой о ствол дерева. Капли дождя соприкасались с её кожей и теряли чистоту, окрашиваясь розовым.

Сержант поднялся и молча смотрел на Эйнджелу, желая лучше запомнить.

— Вам необходимо смыть кровь, мэм, — наконец сказал он.

— Зачем? Теперь мой облик куда больше соответствует сути, — Эйнджела странно улыбнулась, широко развела руки и крутанулась, будто демонстрируя себя всему миру.

При этом она пошатнулась от накатившей слабости, и Чимбик едва успел удержать девушку от падения. Он бережно усадил Эйнджелу на широкий древесный корень, выпиравший из земли подобием арочного моста. Сам репликант опустился перед ней на колено и полез в подсумок за автодоктором.

— Всё ещё считаешь, что уродство — это жалкая отметина на лице? — тихо спросила Эйнджела.

Её пальцы потянулись к лицу репликанта медленно, будто девушка сомневалась, позволит ли Чимбик прикоснуться к себе.

Он позволил.

Эйнджела улыбнулась уголками губ и нежно провела подушечками пальцев по шраму, оставляя на коже репликанта кровавый след. Ощущение оказалось приятней, чем он когда-то представлял.

— Нет, мэм, — ответил тот, наслаждаясь лаской с лёгкой примесью безумия.

Сержанту странно было смотреть на это идеальное лицо и осознавать, что девушка считает себя куда большим уродом, чем он сам.

— Сама жизнь уродлива, — повторил репликант сказанное когда-то Эйнджелой и приложил автодоктор к её шее.

Девушка печально усмехнулась и отвела руку от лица Чимбика:

— Ты запомнил…

— У репликантов эйдетическая память, мэм. Согласно показаниям автодоктора, вам необходимы покой и сон, мэм. Рекомендуется ввод небольшой дозы транквилизатора. Вы можете поспать в машине, мэм, — возвращаясь к привычной манере речи, предложил сержант.

Странно, но близость Эйнджелы сейчас не волновала, как прежде. Будто Чимбик сделал шаг за некую грань, надёжно отделяющую его от девушки и всего, что их связывало.

— Не хочу, — упрямо покачала головой эмпат. — Я так давно не видела дождь, не ощущала столько запахов… На Тиамат мы не покидали городского купола.

— Понимаю, — Чимбик выпрямился и отряхнул прилипшую к наколеннику грязь.

Бейджинка стояла всё также — подставив лицо дождю. Глядя на неё, сержант подумал, что в эту минуту слова Блайза о его, Чимбика, сходстве с серокожей были близки к истине. Сейчас он ощущал в душе пустоту, сходную с той, что часто видел в глазах бейджинки.

Почему-то сейчас это совсем не волновало сержанта.

— Не сердись на брата, — неожиданно попросила Эйнджела. — У нас ведь нет никого ближе семьи. И никому больше мы не нужны.

— Я не сержусь, мэм, — криво улыбнулся сержант. — Наиболее точным определением будет «переживаю». Блайз склонен…

Он замялся, подбирая подходящее определение.

— Мечтать, — наконец нашёлся Чимбик. — Он не знает мира, в котором хочет жить. Его представления серьёзно расходятся с реальностью.

Эйнджела едва заметно пожала плечами:

— Жизнь это лечит. Я присмотрю за ним, научу трезво смотреть на мир.

— Спасибо, мэм, — искренне поблагодарил репликант.

Почему-то он сразу и безоговорочно поверил, что Эйнджела сдержит обещание и Блайз не останется один на один с едва знакомой гражданской жизнью.

— Думаете, ваша сестра его простит? — осторожно спросил он.

— Не знаю, — вздохнула девушка. — Мы со Свитари не сильны в прощении.

Сержант невольно бросил взгляд на врытый в землю модуль, словно мог увидеть сквозь стены изуродованный труп работорговца.

Репликант задумался: а умеет ли он сам прощать? Сложный вопрос, учитывая то, что обидеть подобных ему могли лишь близкие. До недавнего времени список этот был ограничен только братьями-репликантами, обид на которых сержант никогда не держал. Теперь же…

Взгляд Чимбика вернулся к Эйнджеле. Все его обиды основывались на мысли о её предательстве и развеялись, едва сержант понял, что ошибался. Но, глядя на неё, Чимбик осознал, что простил бы ей многое.

— Блайз точно не безразличен Ри, — как могла, ободрила сержанта Эйнджела. — Иначе она бы сделала вид, что всё в порядке, и использовала его.

Чимбик едва заметно кивнул, успокоенный этими словами. Может, они прозвучали не особенно лестно по отношению к Свитари, но были честны.

— Не переживай за брата, — мягко улыбнулась Эйнджела. — Он освоится и осознает, что в мире много других женщин. И, скорее всего, забудет о Свитари.

Чимбик на миг задумался, а потом отрицательно качнул головой:

— Не забудет, мэм.

Девушка едва заметно пожала плечами.

— Время покажет…

Сержанту хотелось сказать, что такое попросту невозможно, потому что он никогда не забудет Эйнджелу.

Но промолчал.

Шумела река, вторя весёлой песне дождя. Чимбик настороженно прислушался — показалось, что слышен свист турбин вертолёта, но это был всего лишь ветер. Успокоившийся сержант отвернулся к реке и замер, глядя на бегущую воду.

— Почему ты нас отпустил? — нарушила молчание Эйнджела.

Сержант задумался над ответом. Его решение противоречило приказу и строилось на иррациональных побуждениях, которые он затруднялся облечь в слова.

— Принял оптимальное решение, мэм, — произнёс он, наконец, привычным ровным тоном, хотя секундой раньше хотел сказать совершенно иное.

То, что в своей сказке дошёл до момента, когда происходит превращение в героя. Но передумал в последний момент, когда слова уже вот-вот готовы были слететь с языка. Зачем? Ведь ничего уже не изменить.

— Хватит с вас одного Батлера, мэм, — добавил он.

От упоминания покойного хозяина Эйнджела вздрогнула, а затем медленно покачала головой:

— Ты — не такой. Совсем.

— Я так не считаю, мэм, — отрезал сержант.

Обернувшись, Чимбик посмотрел девушке в глаза и задал давно мучивший его вопрос:

— Мэм. Почему на Вулкане вы сказали Блайзу в первую очередь идти за мной?

Девушка молча смотрела на него, а затем произнесла:

— Ты был добр ко мне. Добрее, чем большинство людей. Я не хотела, чтобы тебя изучали и резали, будто животное.

Эти слова вызвали горький смешок репликанта. Он был добр… Хвалёная эйдетическая память услужливо воскресила всё то «доброе», что он творил с близнецами. С Эйнджелой. Следом пришли воспоминания о рабском рынке, аукционе, рассказе Батлера и обо всём том, что он успел увидеть за время пребывания среди людей. Репликант со всей ясностью осознал, что он — искусственно созданное для войны, насилия и убийств существо — при сравнении с «цивилизованными людьми» и впрямь мог показаться этой девушке добрым.