Книга Тайна, страница 53 – Иоанна Хмелевская

— Вроде как молодая со всех сторон, — шепнул он успокоительно. — А он — тот самый, в носках! А где Крыса?

Я застыла в его объятиях, будто статуя в Саксонском Саду. Настоящая Галатея. Переполох в сером веществе поутих лишь после исчезновения «ниссана» вместе с содержимым.

— Гутюша, это был Крыса. Что значит в носках?.. Ты его видел?!

— Так ведь этот молодец красовался тогда в «Мозаике»! Рожа отпечаталась, ведь я все ж таки работаю в архитектурно-проектной мастерской, у меня зрительная память — твои друзья-приятели по профессии вбили в меня! На нем сидели эти носки, ну, такие, калориферные!.. Ну, в ребрышки, прости Господи!

Я села в машину и обрела дар речи.

— Пошел на мокруху — лично убил недоумка, видать, горело под ногами, а под рукой никого не случилось. Ох, наверняка подслушал тот наш разговор с недоумком…

— А выглядел наоборот, — прервал Гутюша. — Не такой уж элегант, куртка на нем, похоже, была или еще что, а теперь такой очень лордовый. Только по роже и узнал.

— В списке жильцов должен числиться. Давай справимся, всех перепишем.

От волнения я соображала не больно-то ловко. Гутюша был куда спокойнее. Извлек из кармана рецепт.

— Чего копать, здесь все написано. По этому адресу живет Мариан Возьняк — справились на работе, фамилия настоящая, не работал же под псевдонимом? Крыса, значит, под вывеской Возьняк, который на моих глазах убил некоего Стшельчика. Я был трезвый тогда, совершеннолетний, никому из сторон не родственник…

— Брось балаганить, я что тебе, судья?!. Боже милостивый, что же делать с этим финтом!

— Амба! — решил Гутюша. — Пока что. Следует передать информацию кому надо и увянуть, как розы цвет. Я займусь этим.

— Надо же Пломбиру сказать. Пусть девушка уносит ноги, господи Боже, ее убить могут в любой момент…

— Никто не убьет, пока не запакуют чемоданы. Слушай-ка, может, я не совсем дубина. Ты говорила, он играл около тебя? И что? Выигрывал или как?

Гутюшина рассудительность подействовала на меня умиротворяюще.

— Погоди. Дай сообразить… О черт, конечно же, выигрывал! Двадцать пять миллионов набил в казино! Сумки или еще какого багажа не было, как же так? Постой, он же электронщик, не скомбинировал ли, случаем, что-нибудь для себя особое?..

Вся сцена в «Марриотте» представилась мне ясно: интуиция, шестое чувство или иная сверхъестественная сила подсказали ответ. Гутюша смотрел выжидательно.

— Этот паршивый перстень! — воскликнула я. — С орнаментом, толстенное кольцо на левой руке, знаешь, выглядело как маленькая мембранка у глухонемых.

Гутюша поначалу удивился, но потом кивнул утвердительно.

— Мы играли на покерном, я ничего в этом на понимаю, но прибор, даже маленький, на дубль может быть рассчитан. Он выигрывал, когда опирался рукой на автомат: тут же появлялась двойка. Прикрывал рукой первую карту, мол, все это метафизика, как бы не так: прикладывал перстень к машине, не хотел, чтобы двойки были видны…

Гутюша то и дело кивал, соглашаясь. О перстне его подельники могли и не догадываться. Крыса сам себе деньгу загребал. В голове пронеслось, а не шантажнуть ли его — видно, криминал заразителен, но тут же сообразила — толку никакого не будет. Меня элементарно отправят в мир иной при первой же оказии, а может, и еще быстрее, странно, что до сих пор ничего такого не случилось… Мысли уже скакали наперегонки.

— И даже дирекции казино не скажу ни словечка, ни за какие сокровища, я вовсе не уверена, что они не заодно. Выигрывает вот такой гусь и выигрывает… Хотя и не зарывается, седой всякую совесть от жадности потерял, его сразу и убрали, а все-таки… Для персонала, например, видимость надо соблюдать, не могут же все быть в заговоре…

Гутюша кивал и кивал — видно, у него уже дурная привычка появилась. Я замолчала, а он все еще кивал. Кивать перестал тогда, когда рот раскрыл.

— Уматываем. Когда магазин работает, почему бы и не постоять, а перед замком какого рожна. Поехали к врачу, не примет — не помрем, а попробовать можно…

* * *

На Вислостраде Гутюше показалось, что за нами следят. Я заволновалась.

Чтобы проверить, не едет ли кто за тобой, надо объехать вокруг чего угодно да попетлять к тому же: преследователь по необходимости поедет за тобой и повторит любой идиотизм, какой придет тебе в голову. Надо только запомнить едущих сзади.

Я дважды объехала площадь Вильсона, и оказалось, на хвосте у нас такси — белый «полонез». Я решила оторваться. Вернулась в центр, по дороге изложив Гутюше свои намерения.

— Если не будет дорожного знака, проедем безнаказанно. Увидит кто-нибудь — пришлют штраф или еще раз пойду сдавать экзамен. Черт с ним. В любом случае на Пружной выскочишь, а на Маршалковской вскочишь по методу командос — на ходу. Он будет нас караулить на трассе на Жолибож, и пускай ждет до упоения, мы поедем с другой стороны.

Запланированный маневр удался вполне. Гутюша вышел, прокрался к Маршалковской, я переехала через тротуар, втерлась между деревьями и мусорными контейнерами, Гутюша прыгнул в машину, и мы помчались в южном направлении.

В ретровизор видела, как белый «полонез» пытался исполнить мой предосудительный финт, в чем ему помешали прохожие. Слава Богу. Я уже повернула к Дворцу культуры, а он все еще путался в этих манипуляциях.

Мы ехали в Трускав, где жила потайная подруга Каськи-наркоманки. Самой Каськой я перестала заниматься — она лечилась, о чем уведомил нас врач. Отказался сообщить, где она, и лишь пообещал в случае крайней необходимости организовать встречу с ней, а без нужды не разрешил нарушать лечение. Подруга, возможно, могла бы заменить Каську.

Мы разузнали ее фамилию и адрес, но представления не имели, как она выглядит. Знали только возраст: двадцать — двадцать один год. Всю дорогу мы и так и сяк высчитывали время:

Баськин лесничий планировал ускорить прирост населения пятнадцать лет назад; для достижения цели женился, надо полагать. Подруга Каськи в то время насчитывала пять весен отроду, а потому в расчет не принималась. Когда же он успел ее изнасиловать, если это вообще он? Баська не помнила его фамилии, только имя, к счастью, довольно нетипичное — Игнаций. Может, и в самом деле надо начинать с какого-то лесного отдела кадров и допытываться насчет лесничего по имени Игнаций. Найти и осмотреть ухо… Жертва осталась с ним в дружбе, скажем, эти страсти разыгрались четыре года назад: вдруг да и в самом деле у нее есть адрес и кадры удастся обойти. Но если окажется действительно все в одном клубке и маленького Сушко сунули в эту ораву ребятишек, она ни за что не признается даже в знакомстве. Следует изобрести предлог…

И вдруг я кое-что припомнила.

— Гутюша, у меня мысль. Когда-то один молодой лесничий — здесь работал, в Кампиносе, — в страшной тайне писал стихи. Дал мне прочитать, дабы выслушать вердикт. Представь, очень хорошие стихи, во всяком случае те отрывки, что удалось прочитать — почерк у него был кошмарный. Я измучилась ужасно, почти ослепла и вернула ему тетрадь с просьбой переписать поприличнее. Дело того стоило, но продолжения не последовало, потеряла его из виду, наверно, уехал работать в другое место. Давай скажем, ищем, мол, его из-за стихов. Он скрывал это изо всех сил, никто о его творениях не знал, а мы можем утверждать, что его звали Игнаций. Как его имя на самом деле, не помню. Что думаешь, а?