Онлайн книга «Спящий агент»
Почти незаметный кивок. Из угла рта заструилась тонкая струйка слюны. – Черт… Кнут, что они с тобой сделали? – в голосе Гелас послышалось еле сдерживаемое рыдание. – Это тот, которого… в «Дипломате»… Он захрипел. В груди что-то забулькало. Врач в углу начал нажимать какие-то кнопки. – Они не хотят… отдавать нам… газ, – с трудом выговорил Кнут и закашлялся гулко и неостановимо. – Прошу отойти немного, я должен отсосать слизь из трахеи и бронхов. Вам, я думаю… лучше не смотреть. Том отвернулся. Гелас вцепилась ему в плечо и сжала так, что наверняка будет синяк. Он, ни слова не говоря, положил ладонь на ее руку. А что тут скажешь? Кнут умирает, это совершенно очевидно. И он знает, что умирает. Понять невозможно. Из всех людей, которые встречались Тому, Кнут был самый живой, самый энергичный и заразительно оптимистичный. Боже, во что превратилось его сильное, тренированное тело… Скелет, обтянутый сухой желтой кожей, стекающая по подбородку слюна… нет. Непостижимо. Так же невозможно, как представить Ребекку в его объятиях. Он отвернулся. На плечо легла чья-то рука – он неоправданно резко обернулся. Испугался. – Сейчас лучше, – сказал врач. – Вы можете с ним поговорить. Они подошли поближе. Кнут пробормотал что-то невнятное. – Что? – Б-биржевой курс… Гелас и Том обменялись взглядами. – Не думай об этом, Кнут, – сказала она мягко. – Мы справляемся. Ждем тебя. Кнут едва заметно покачал головой. – Курс… – повторил он тихо, но с нажимом. – Упал на тридцать процентов, – неохотно сообщила Гелас. – Вчера остановили торги нашими акциями, но потом возобновили. Рынок исходит из того, что газа не будет. Акции «Олшора» вообще свалились в пропасть. На шестьдесят процентов. – М-м-м… – Кнут то ли застонал, то ли хотел что-то сказать. Гелас наклонилась к нему поближе. – Один метр, – напомнил врач. – Это… только начало… – с трудом произнес больной. – Что ты имеешь в виду? – Они… саботируют станции… выгодно… им выгодно… Кнут опять зашелся в слабом, безнадежном кашле. – Пора заканчивать, – сказал врач решительно. – Ему это не по силам. Кнут перестал кашлять и медленно поднял руку – дал понять, что не закончил. – Том, – прошептал он. – Да? Кнут прошептал что-то неразборчиво. Том слегка подался к нему. Помутневшие глаза из-под красных век полны предсмертной тоской. Губы зашевелились. Том разобрал только одно слово: – Прости. И в эту секунду Том понял, почему Кнут просил их прийти. Наверное, сообразил, что после разговора с людьми из СЭПО его отношения с Ребеккой перестали быть тайной. И хотел облегчить душу. Последнее желание умирающего. Мольба о прощении. Покаяние перед другом, которому он изменил. Но Том не мог его простить. Он повернулся и молча вышел из палаты. Том Карлавеген, центр Стокгольма, январь 2014 Пятнадцать лет Том жил в Москве. Теперь Москва жила в нем. Наивно предполагал, что Москва – всего лишь место, где можно забыть о своем прошлом. Много лет назад он насмерть сбил машиной свою племянницу, дочь брата. Вины его не было, это была трагическая случайность, но душевная рана не заживала. Он нашел работу в Москве, словно тысяча километров и море могли облегчить муки совести. Он думал, что Москва – временное место пребывания, санаторий, где он сможет забыть свою боль. Но в жизни так не бывает. Никогда. Места, где мы живем, становятся частью нас самих, и избавиться от них, забыть – невозможно. Том сам не знал, почему пришла ему в голову эта мысль. Может быть, из-за мороза – нос и губы онемели, как будто он их отсидел. Снег скрипел под ногами, где-то раздавались игрушечные взрывы: кто-то достреливал оставшиеся после Нового года ракеты и петарды. И вот Москва проснулась в нем после долгих лет молчания. Ребекка, «Западный поток», отравленный полонием Кнут, этот усатый сэповец, недвусмысленно подозревающий его в соучастии, – ничего этого не было бы, не живи он в этом огромном и загадочном мегаполисе. Посмотри на человека внимательно – и увидишь результат его выбора накануне. Посмотри на его сегодняшний выбор – и узнаешь, что с ним будет завтра. Karma will bite your ass. [21] Очевидно до жалости. Переезжая на работу в Россию, он об этом не думал. У него тогда не было ни знаний, ни зрелости. Он не понимал, как эти годы в чужой стране скажутся на его жизни. Бешеный ритм, поголовная преступность, коррупция – все это сделало его таким, какой он есть сегодня. Он набрал код на домофоне и поднялся по лестнице. Портфель словно набит камнями. Почему-то очень устали ноги. Ребекка не давала о себе знать, а он не мог заставить себя ей позвонить. Тем более теперь, когда он окончательно убедился в ее измене. Кнут сам признался. Он внезапно остановился и сжал в руке ручку портфеля. С его лестничной площадки доносились возбужденные голоса. Нет. Не с площадки. Из его квартиры. Том в два прыжка преодолел последний пролет и трясущимися руками вставил ключ в дверь. Мог не вставлять – дверь была не заперта. – Вы не имеете права! – отчаянный крик Ксении. Она стояла в прихожей. В черной футболке на три размера больше и в палевых трусиках. За ее спиной – трое мужчин в защитных комбинезонах и масках. У одного в руках никогда раньше не виденный им прибор. – Вы – Том Бликсен, – не столько спросил, сколько констатировал один из них. – Нетрудно догадаться. Какого черта вы здесь делаете? – Полиция безопасности. Подписанный прокурором ордер на обыск. Он протянул удостоверение и какую-то бумагу – предусмотрительно переложил в карман комбинезона. – Вы не имеете права… не имеете права… – повторяла Ксения со слезами в голосе. – Вы не имеете права вламываться сюда и… Том жестом попросил ее замолчать. – Что вы ищете? Следы радиоактивности? Тот кивнул так убедительно, что комбинезон издал странный звук – не то шуршание, не то скрежет. – Хорошо. Делайте, что вам поручено. Можем мы подождать в кухне? – Разумеется. Это не займет много времени. |