Онлайн книга «Долиной смертной тени»
|
Кто-то сдавленно хрюкнул. Дама-картежница опустила голову, чтобы широкие поля ее шляпы, закрыли улыбку. Гримаса досады исказила лицо моего обидчика. Теперь и ему некуда было отступать. – Я оставляю выбор оружия за собой. Следовало бы сказать в ответ нечто правильное, красивое, исполненное достоинства. Да. И я выдал: – Мухомор лощеный! Господи, откуда он взялся, этот треклятый мухомор? Понять не могу… Хрюканье стало громче. – Так его! – вновь поддержал меня колонист. – Господа, дуэли запрещены. – Напомнил лысый. – Это даже не нарушение устава, это откровенная уголовщина. – А что? Обычай древний, почему бы не обновить? – вполголоса возразил аристократ. – Не следует вам в это вмешиваться, Павел Игнатьевич, – с холодком в голосе ответил ему лысый. – Отчего ж, Глеб Алексеевич? Я… – …И это будут пистолеты. С тридцати шагов. Немедленно. – прервал их спор лейб-гусар. Сказанное прозвучало с должной твердостью и решительностью. Общий смысл гадостно совпал с моим настроением. «Ладно же, – думал я – не морду разбитую получишь, так пулю в лоб. Очень хорошо». Благо, оружие было под рукой. В вооруженных силах Империи выдают его в день присвоения первого офицерского звания; с ним служат и его сохраняют после ухода в отставку. В казенный арсенал оно возвращается только после смерти владельца. Пистолет может быть либо в кобуре, на правом боку, либо дома, в специальном сейфике, и код замка на этом сейфике не должен знать никто из родных и близких. Если ты пришел к даме сердца, и она сочла допустимыми обстоятельства, при которых мундир становится излишним, положи оружие туда, где ты его можешь видеть. Здесь, на этой планете, у меня пока не было ни дома, ни чего-либо хоть отдаленно напоминающего дом… Мне показалось, будто кобура искусительно шевелится. – Терлецкий опять стреляется… – не знаю, кто произнес это. Но сейчас же комната наполнилась шепотками: – А какой стрелок… шу-шу-шу… прошлый раз флотского ранил в голову… шу-шу-шу… убьет мальчишку… шу-шу-шу… проклятый бретёр… шу-шу-шу… Он хочет убить меня, чтобы избавиться от неслыханного позора? Так я сам убью его! Мой кивок заменил слово «да» или «отлично», или длинный частокол сквернословия с тем же общим смыслом «да». – Я запрещаю вам это! – загремел штаб-офицер. – Господа, опомнитесь, вы же христиане… – вторила ему дама в сливочной шляпе. Но слышались и другие голоса: – Славно было бы посмотреть на хорошую драку… – Давненько у нас не было… – Р-распоясались? Амир-хана вам мало? – Прикрикнул штаб-офицер. А когда гомон утих, он добавил: – Во-первых, это недостойно. Во-вторых, глупо. В-третьих, если кто-то не понял «во-первых» и «во-вторых», патруль прибудет сюда незамедлительно. Что за игрища?! Ваши жизни принадлежат не вам самим, а государю и стране. – Дело говорит полковник, – встрял хуторянин. Сказав это, он набуровил себе стопку анисовой и отработанным движением влил горючее в баки. – Покиньте клуб. Сейчас же. – Спокойно резюмировал аристократ. – А как же с делом-то… разобраться? – поинтересовался кто-то у меня за спиной. Но мы с лейб-гусаром без промедления воспользовались последним советом. Его можно было трактовать по-разному. Как «охолоните» и, в равной степени, как «найдите место, где нет докучливых законников». Мы поняли его одинаково. Вслед за нами из клуба высыпало человек шесть. Должно быть, они истолковали совет так же, как и мы. – Давайте-ка в парк, юноша. Он здесь, неподалеку, и есть в нем чудное местечко… Как специально приспособили. Я молча последовал за ним. «Юноша»… Тоже мне, дедунюшка выискался. По дороге худощавый пехотный капитан с устрашающим шрамом на лбу и унтер из военных музыкантов напросились нам в секунданты. Я не стал спорить: пусть все будет по правилам. Мы шли минут десять, деревья обступили нас со всех сторон, мертвенно-бледные шары фонарей, скупо разбросанных по берегам парковой аллеи, почти сливались с призрачной мутью стареющей белой ночи. Дождик давно перестал. Светляки сигарет, негромкое покашливание, судорожный звяк подковок на каблуках офицерских ботинок… Наконец, Макс объявил: – Вот она, заветная полянка. Юноша, как настроение? – Лучше б нам общаться через секундантов. Благо, они у нас появились. Сухой смешок. Пока унтер и капитан проверяли наше оружие и вынимали из обойм патроны, оставляя по одному, я огляделся. Тяжелые темные ели, фонтанчик, не работающий в такую позднь, скамеечка для романтически настроенных влюбленных… Детский сад, да и только! Еще бы пистолеты наши зарядить пистонами, а вместо пуль – по горсти конфетти… От шампанского меня клонило в сон, смысл происходящего ускользал. Унтер спросил нас: – Орел или решка? – Орел, – ответил я ему. – Ну а мне – что осталось… – откликнулся лейб-гусар. – Отлично. Следите за монеткой. Рубль завертелся в воздухе, дзынькнул о камень бордюра, подпрыгнул, покатился и, наконец, застыл. Это жизнь моя вертелась и прыгала, но я оставался совершенно равнодушен. Не столько от храбрости, правда, сколько от шампанской одури. – А парень-то неплохо держится… – вполголоса сказал один из наших спутников другому. – Ему и счастье прямо в рот! – послышался ответ. Двуглавая царственная особа ртутно отсвечивала, лежа под фонарем. – Вы стреляете первым, лейтенант… Унтер принялся отмерять шаги. Мой обидчик потребовал: – Митенька, а ну-ка объясните юноше правила. Капитан по-простецки забычковал курево, откашлялся и прогундосил: – Цельтесь в голову или в ногу, если попадете в корпус, это будет порухой вашей чести. После выстрела вы не покидаете позицию. Можете встать боком. Можете закрыться пистолетом… хотя кой черт им закрываться, я не знаю. Не те времена, пушчонка маловата… Все, что ли? – Митенька, не стоит халтурить в таком деле… – Да! Точно. Отчего ж я забыл? Если оба вы промажете… вторично можете стреляться через тридцать суток. Через тридцать же? – Вроде, да… – неуверенно подвякнул унтер. – Да черта ли тебе в подробностях, Терлецкий? Что ты тянешь? Встань, где положено, и молчи… – Ну и хамло ты, Митенька. – Такого, значит, товарища ты себе подобрал, дурья башка. |