Книга Начало всего, страница 55 – Робин Шнайдер

– Нет, – ответил я. – А ты слышал о восьмибитной игре «Великий Гэтсби»?

– Ты ее выдумал. – Остин принялся лихорадочно тыкать на кнопки.

Я бросил взгляд на стол, где Джимми вытащил из кармана упаковку «Ментос» и грозился кинуть драже в бутылку содовой Эммы. Эван угорал, а Тревор скандировал: «Сделай это и будешь крут!» Когда Джимми, как обычно, поддался искушению, парни с хохотом отпрянули, а содовая изверглась фонтаном пены.

– Хренасе! – восхитились они.

Девчонки стояли, облитые и возмущенные, а фонтан газировки медленно иссякал. На асфальте под столом была лужа, перед чирлидерской формы Шарлотты намок. Эван поймал мой взгляд и дернул подбородком, подзывая меня к ним. Я покачал головой.

– Эмма прибьет его, – констатировал я, отламывая кусочек от «Поп-тартса» Фиби.

– Их отношения фонтанируют, – отозвалась Фиби, запоздало треснув меня по руке.

– Десять очков, Фиби Чанг, – провозгласил Тоби.

– Ему следует сохранить эту содовую в качестве «мементос мори» ^[41], – ухмыльнулся я, и за нашим столом повисла гробовая тишина. – Не поняли? «Ментос» как «мементо»…

– Мы поняли, – заверил меня Тоби. – Боже, Фолкнер, что это было? Поэзия? На латинском?

– Это стоит пятидесяти очков, – заметил я. – Если, конечно, вы не сможете меня переплюнуть.

– Привилегия дележа «Поп-тартса» активирована. – Фиби предложила мне еще кусочек своего печенья.

– Обалдеть! – Остин вскинул глаза. – И правда есть игра «Гэтсби»! Чего вы на меня так смотрите? Я что-то пропустил?

К среде служба по контролю за животными оставила поиски, и классные руководители раздали всем распечатки с мерами предосторожности. Последние завершались смехотворным перечнем вопросов о нападениях койотов, на которые требовалось дать ответ «да» или «нет». Я возвел глаза к потолку и перевернул листок. Такое надо читать с попкорном, а мне попкорна никто не дал.

У администрации моей школы был пунктик насчет утилизации макулатуры: использованная бумага не выбрасывалась, а использовалась вторично. И потому на обратной стороне листа «Предотвращение нападений койотов!» я обнаружил флаеры к прошлогодней гавайской вечеринке старшеклассников с плохо пропечатанной фотографией членов ученического совета в солнцезащитных очках и с цветочными гирляндами на шеях. Если поднять распечатку на свет, то наше фото будет просвечиваться, создавая неприятное ощущение, будто это снимок жертв нападения, будто мы – персонажи поучительной истории.

Днем я поехал в медицинский центр. Только начавшее садиться солнце заливало косыми лучами магнолии, делившие ряды парковочных мест. Листья в его свете выглядели искусственными, словно сделанными из воска. Кэссиди бы эта картинка понравилась.

Придя раньше, чем обычно, я толкнул дверь в офис триста двадцать два: «Совместная психиатрическая практика докторов Коэна и Форда». Администратор безучастно улыбнулась и спросила, к какому доктору я пришел на прием и впервые ли я тут. Я ответил, что уже бывал на сеансах у доктора Коэна. Начав печатать на самом древнем компьютере, какой я когда-либо видел, она сказала, что со страховкой дела улажены, поэтому я могу просто сесть и расслабиться.

Я заметил одну странную вещь: там, где тебя заставляют расслабляться, расслабиться крайне сложно. Это, наверное, наименее располагаемые места для расслабления на всей планете. Самолеты, стоматология, приемная психотерапевта, перегороженные занавесками койки в больнице, где ставят капельницы. В общем, я сидел, ждал и думал о том, до какой степени не расслабленным себя чувствую.

Вся приемная – действительно вся, от и до, – была украшена к Фестивусу ^[42]. Ничего религиозного: обычные снеговики, снежинки, блестящие гирлянды из огромных пластмассовых мятных леденцов. Так себе украшеньица.

В приемной сидела еще одна пожилая дама в сари. С видом «я жду здесь своего ребенка», она листала полуразвалившийся журнал. Женщина кашлянула и сменила позу в кресле, отчего леденцы затрещали, стукаясь друг о дружку. Я не успел увернуться, и слетевшие с них блестки пыльцой покрыли мои плечи. Скривившись, я попытался их смахнуть. Бесполезно.

Администратор с другого конца приемной сказала, что доктор Коэн опоздает на двадцать минут. Я со вздохом надел наушники и вынул частично заполненные заявления для университета. Дама с журналом оказалась не в меру любопытной и пять минут спустя наконец решила свое любопытство удовлетворить.

– Это документы для университета?

Я кивнул.

– Куда ты подаешь заявление? – без всякого стеснения спросила она.

– Эм… это – в университет Дьюка, а это – в Дармутский колледж.

– Должно быть, ты умный мальчик. – Так обычно хвалят малышей. Прозвучало неубедительно.

– Да нет, – пожал я плечами. – Но попробовать стоит.

– Моя дочь участвовала в национальной программе одаренных студентов, – сказала женщина. Как будто меня это интересовало.

– Здорово.

Я теребил наушники, надеясь, что она отвяжется от меня. И только я вернулся к заполнению заявления, как открылась дверь в кабинет доктора Форда. Я поднял взгляд с мыслью: сейчас оттуда выйдет дочка любопытной дамочки и нас ждет неловкое знакомство. Я ошибся.

В приемную вышла Кэссиди Торп, и что-то в ее осанке предполагало: доктора она посещает не первый раз. Ее веки слегка покраснели, словно от слез, белая кофта соскользнула с одного плеча, обнажив кожу в веснушках. В руках она держала сложенный тренчкот, ремень которого позвякивал.

Увидев меня, Кэссиди побледнела. Закусила губу. И, похоже, захотела исчезнуть.

Мы смотрели друг на друга в страшном смущении: прихожая в психиатрической клинике – не лучшее место для встречи с бывшей девушкой или парнем, особенно если оно украшено сотнями блестящих искусственных леденцов. Я понятия не имел, что Кэссиди делает здесь, но, черт возьми, собирался обязательно это выяснить.

– Привет. – Я снял наушники.

Заявления соскользнули с коленей на пол, и мы с Кэссиди уставились на них так, словно я по небрежности разбил вазу в чужом доме.

– Что ты здесь делаешь? – резко спросила она.

– Продаю печенье девчонок-скаутов? – невозмутимо ответил я.

Никто из нас не засмеялся.

– Нет, правда.

– Ну после аварии приходится заморачиваться убеждением докторов, что я не страдаю припадками клинической депрессии. То, что я припадаю на ногу, не в счет. – Я не потерял надежды обратить все в шутку.