
Онлайн книга «Посмотри, на кого ты похожа»
А если бы не штамп, я бы сейчас неслась из аудитории в аудиторию, по дороге читала лекции, принимала зачеты, экзамены тоже… А если штамп, то совсем другое дело – первая лекция уже началась, а я лежу в постели. Лежу в постели, смотрю на свою куклу. Не то чтобы я до сих пор играю в куклы, просто она сидит напротив меня, моя старая кукла с розовыми ватными ногами, в голубом ситцевом платьишке с порванными кружевами, на ней бриллиантовое колье. Колье вчера подарил Андрей, безо всякого повода, просто так. Я еще бирку не оторвала, на бирке написано – бр. колье, вес, каратность… И где он его взял? Купил по дороге в универсаме вместе с сосисками? Зачем мне бр. колье, всё в розах и завитушках? Положено, наверное, раз уж я домобогатка… Я – домобогатка. Кажется, это по-украински. Я домобогатка. Красиво, правда? Означает домохозяйка. Я – доцент-домобогатка. Доцент – это и должность, и звание. На должность назначают, а звание дают навсегда. Я была и должность, и звание. Так что доцента у меня никаким штампом в паспорте не отнять. …Андрей лежит рядом со мной – это счастье. Это очень большое счастье… Это – очень большое счастье? Вот что он лежит, смотрит в потолок? Что у него там, на потолке, – акции, фьючерсы, брокеры, дилеры? – Обними меня, – нежно сказала я. – Зачем? – спросил Андрей. Действительно, зачем?.. Моя подруга Алёна про своего мужа Никиту в таких случаях говорит: «У-ух, скотина лысая». Это она нежно говорит, когда только делает вид, что злится. А про Андрея не скажешь «скотина лысая», он не лысый, и всё такой же красавец, как пять лет назад, когда мы поженились и он обнимал меня каждое утро без склок и дополнительных указаний. А теперь вот – «зачем?»… Правильно Алёна говорит про Никиту «у-ух, скотина лысая». – Говорят тебе, обними, – всё еще нежно, с затаенной злобой, повторила я. – Ты меня любишь? – Глупый вопрос. Да? А хотя да… Я как доцент и психолог сама сто раз объясняла людям: никогда не требуйте от партнера признаний в любви, не вынуждайте к нежности, не заставляйте, не шантажируйте, не, не, не… в общем, ведите себя тихо как мышка, и тогда все сами придут и сами всё вам дадут. Сами скажут «люблю», сами подарят гиацинты, и творог с рынка, и духи «Bulgari», и всё остальное, кому что надо. Я, например, мечтаю, чтобы Андрей приносил мне мармелад, какой я люблю – красный и зеленый. А он вместо мармелада всё время приносит цветы – не так уж и давно это было, всего полгода назад. Но я молчу и жду мармелад – не требую, не заставляю, просто жду, – я же всё-таки психолог. Моя профессия вообще очень выгодная. У меня такая профессия, что я могу использовать ее и не будучи… в общем, не работая по специальности. Психологию можно применять на практике дома. А бывают невыгодные профессии – высшая математика, физика твердого тела, органическая химия, их нельзя дома применять на практике. Человек вышел замуж, ушел с работы, стал домобогаткой – и всё, он уже профессиональный ноль. Или продавец в продовольственном отделе, что он может каждый день дома подавать на завтрак – яичницу, йогурты? Или человек, который проводил презентации кастрюль «Цептор», – он же не будет начинать каждое утро с презентации кастрюль самому себе и близким? Ну, еще один-два раза куда ни шло, а потом что?.. Андрей тоже находится в незавидном положении. У него деревообрабатывающий завод, разве это выгодная профессия? Он же не сможет перерабатывать дерево, если его завод вдруг куда-нибудь испарится… Так что в сравнении с продавцом, физиком твердого тела, органическим химиком и деревообрабатывающим заводом мои дела весьма неплохи. Я могу применять психологию на практике дома. И остаться профессионалом. …Андрей лежит, смотрит в потолок, наверняка думает о деревопереработке. Тогда я так: – Знаешь что? Не знаешь? А я… а у меня… а у нас будет ребенок. Честное слово, я не сумасшедшая, хотя все сумасшедшие утверждают, что они нормальные. Не знаю, почему я это сказала. Что будет ребенок. Просто хотела, чтобы он обрадовался до смерти или хотя бы удивился. – Нет, – решительно сказал Андрей, – пока достаточно… Я вчера уже дал двести долларов. Кого достаточно, на что двести долларов, кому двести долларов, может быть, у него вторая семья, а я не знала? – Но… ребенок же будет, – вразумляющим тоном повторила я. – Ну и что? Купи телячью отбивную, торт с вишнями, – сказал Андрей. Зачем ребенку сразу же торт с вишнями, не говоря уж о телячьей отбивной? – Ты что, не рад? – прошептала я. – А чему я должен радоваться? – мрачно сказал Андрей. – Я видел Муру вчера вечером. Дал двести долларов на шляпку. Со вчерашних двухсот долларов я еще не соскучился. Ах, вот оно что. Андрей подумал, что «у нас будет ребенок» означает не беременность, а торт с вишнями и телячью отбивную. Подумал, что придет Мура. Про Андрея Андреича он не мог бы подумать «придет ребенок», потому что в три года люди еще живут дома. А Муре уже 19 лет, и она живет отдельно. Мы ее видим нечасто, очень редко, иногда даже не каждый день. – Двести долларов на шляпку? А какую шляпку? Андрей молча пожал плечами. Молодец Мура, хорошая девочка, я только на минутку вышла, а она уже успела выпросить деньги на шляпку… Но зачем Муре шляпка? Вообще-то моя мама запрещает нам с Мурой и Андрюшечкой быть на солнце с голой головой. Но сентябрь в Питере не то чтобы очень жаркий. …Мама и в мороз тоже запрещает нам ходить с голой головой, и в дождь. Кстати, она всегда мне под зимнюю пуховую шапку надевала платочек, беленький, и у меня из-за него развился комплекс, что я «зима-лето попугай, сиди дома не гуляй»… Ей и сейчас бы хотелось, чтобы мы все на всякий случай всюду были в платочках… – Мура сказала, ей срочно нужна шляпка для занятий в анатомичке, – уважительно сказал Андрей. – Сказала, двести долларов, не меньше. …Ха. У Муры давно нет анатомички. Мура надеялась, Андрей не заметил, что она уже на третьем курсе. Мура не знает, где у человека печень, справа или слева, потому что анатомичка была очень давно, на первом курсе, но зато она умеет строго сказать «Откройте рот!». – Кстати… А где ребенок? Я имею в виду Андрюшу, – уточнил Андрей таким озабоченным голосом, как будто у нас много детей, а он их нянька и никогда не спускает с них глаз. – Андрей Андреич сегодня первый раз пошел в первый класс, – торжественно сказала я. – С ранцем и гладиолусами. – Ему же только три года, – удивился Андрей. – Разве сейчас?.. уже идут в школу?.. так рано? Да, сейчас уже. Этот детский сад, в который я сегодня к девяти часам отвезла Андрюшу и уже успела вернуться и снова лечь в постель (а куда же мне ложиться, если на лекцию не нужно?)… так вот, этот детский сад ничуть не легче первого класса. Это не простой детский сад, где когда-то простая Мура водила хоровод и кидалась формочками, это элитный детский сад. Элитный Андрей Андреич будет есть элитную кашу, элитно танцевать и элитно писать палочки на английском, французском и немецком. Пятьсот долларов в месяц за кашу и др., за палочки на иностранных языках дополнительная плата. |