
Онлайн книга «Выжившие»
– Джей, не входи сюда, – предупредил Дилан. – Выглядит непривлекательно. – А что теперь привлекательно? – задал я встречный вопрос, входя в номер. Натан, скрестив руки на груди, не сводил глаз с ванной комнаты: – Похоже, он убил ее, а потом покончил с собой. Он был прав. Патрик лежал лицом вниз, без рубашки, перегнувшись через край ванны; его руки были выброшены вперед, и под ними собралась неглубокая лужа крови. Мускулистый мужчина лет сорока пяти, в хорошей физической форме. Я часто встречал его во время прогулок по отелю. Иногда он бегал босиком с тринадцатого этажа на первый и обратно, а иногда – только взад и вперед по нашему коридору. Он бегал босиком – и никогда снаружи, как Таня или Дилан, – потому что не хотел износить последнюю пару ботинок. Позади Патрика, на полу, лежала его жена Корали. Ее лицо с распахнутыми от шока глазами было повернуто к двери, к нам, и на шее уже проступил черный венок синяков. Трудно сказать, была ли добровольной для нее эта смерть. Вполне возможно, идея принадлежала ей, но она не доверяла себе в том, что доведет задуманное до конца. – По-моему, никакого злого умысла… или что-то не так? – на всякий случай спросил я, проверив и убедившись, что никто из присутствующих не видит ничего такого, что упустил я. – Нет, никакого, – отозвался Дилан. Патрик и Корали были дантистами из Лиона. Держались особняком. Хотя Корали несколько раз заговаривала со мной в ресторане. Английский у нее был не блестящий, но вполне понятный. С Патриком мы никогда не разговаривали по-настоящему долго, за исключением одного нетипично откровенного разговора в самом начале, когда он как-то вернулся с охоты, организованной Диланом. Он рассказал мне о лете, которое провел в Румынии, на ферме своего дяди. Тогда ему было четырнадцать. Дядя взял его на охоту. Но они охотились не для еды или отдыха. Они шли по кровавым следам, чтобы пристрелить жертв бешеного медведя, и провели в лесу семь часов, избавляя изувеченных оленей и более мелких медведей от страдания. Патрик говорил, что последние два месяца он постоянно вспоминает ту охоту. У меня сложилось впечатление, что он рассказал мне эту историю только потому, что знал о моих записках. По этой же причине другие люди в отеле заговаривали со мной и рассказывали свои истории. У Патрика и Корали было трое взрослых детей, а у их старшей дочери уже были свои дети. К сожалению, я не помню их имен. – Вы тоже заметили, что они не пришли на завтрак? – спросил я. Дилан кивнул: – Я для того и веду журнал. Дело не только в безопасности. – Твои знакомые? – поинтересовался Натан. – Они были дантистами, – ответил я единственное, что знал о них наверняка. – А вы в курсе, что среди дантистов безумно высокий уровень самоубийств? Мы с Диланом уставились на него. Он пожал плечами: – Ну что? Если так и есть. У дантистов, типа, самый высокий уровень самоубийств среди всех профессий, загуглите. – Загуглите? – Дилан приподнял брови. – Точно, сейчас никак… но вы же поняли, что я имел в виду. Это правда. – Загуглите, – фыркнув, повторил Дилан. – Ладно, я пошутил, чтобы справиться с бездной. Так подай на меня в суд! – Когда смотришь в бездну [3]… Натан развел руками: – Я смеюсь. Ха-ха-ха. Меня поразило, что они оба могут смеяться. Пока они подкалывали друг друга, мой взгляд то и дело возвращался к Корали Бернардо. Я застыл от безнадежности и страдания, которые исходили от нее. Словно опять наступил День первый, или Второй, или Третий. – Может, похороним их? – произнес я. – Давай не сейчас, внизу много народу. – Дилан встретился со мной взглядом. – Боюсь, как бы не сработал эффект домино. Он был прав. – Ладно, позовешь. Я помогу вынести их. Натан и Дилан вышли из номера. Ни один из них не казался испуганным. Может, им довелось многое повидать в жизни, а причина моего отчаяния крылась в том, что я еще недостаточно видел? Я вошел в ванную и присел на корточки, чтобы закрыть Корали глаза. Она была холодная. Что бы там не произошло, но это случилось ночью. Я попробовал припомнить, не слышал ли чего-нибудь вроде борьбы или криков. Но я беспробудно проспал всю ночь. Однажды Корали предложила мне проверить зубы. Мы сидели в ресторане, и я запрокинул голову на спинку стула, а она, щурясь от нехватки света, заглянула в рот и принялась орудовать зубочисткой у меня в зубах. Когда у меня во рту находились ее пальцы, я чувствовал себя гораздо комфортнее, чем во время ее попыток завязать разговор. В тот раз ей на глаза постоянно падали волосы. Она произнесла: – Вы пьете слишком много кофе. В ответ я, фыркнув, рассмеялся. Она помолчала, едва заметно улыбнувшись. – На мой взгляд, серьезных проблем пока нет. Но кофе здесь ужасный. На тот момент, когда мы все начали экономить зубную пасту, проблем с зубами у меня не было. – Джон, ты идешь? Дилан легонько стукнул костяшками пальцев по двери. Я поднялся и громко произнес: – Паршиво все это. – Понимаю, приятель. – Да я серьезно. Полное дерьмо. – Я понял. – Может, им там лучше, – сказал Натан. – Мы этого не знаем. Покачав головой, я вышел вслед за ними, и Дилан запер дверь. В таком большом здании чета Бернардо могла бы лежать вечно. Их комнату никогда больше не открыли бы, и никто не собирался туда заселяться. Но, следуя обычаю и принципам гуманности, а может, просто из гигиенических соображений мы хоронили трупы. Каждый раз надо было сказать несколько слов над могилой, и эта доля всегда выпадала мне. Похоже, я единственный, кто еще что-то помнил из Библии. Предоставленные самим себе, мы мало можем контролировать свою память. Я забываю лица и имена, как зовут одноклассников моих детей, их учителей, коллег Нади. Даже воспоминания о собственном отце кажутся какими-то размытыми. Но я все еще цитирую Библию. Наверное, Библия у меня находится на уровне мышечной памяти. После похорон Натан вернулся в ресторан, а я задержался. Я открывал и закрывал ящики комода и шкафов в их номере, попутно заметив, что у них не так уж и много вещей. – Что-то ищешь? – спросил Дилан. – Да… зубную пасту, обезболивающие таблетки… да что угодно. Заглянув в шкаф, я увидел чемодан. В застегнутом на «молнию» переднем кармане я нашел паспорта. Подтвердив их личности, я старался не выглядеть так, будто придаю этому слишком большое значение. |