
Онлайн книга «Реваншист. Цвет сакуры – красный»
* * * Волковы с удивлением смотрели на Грушу, что как-то бочком слезала с извозчичьей пролётки. А там громоздились свёртки, бочонки, мешочки, кульки… – Э-хм, – кашлянул Всеволод-старший, – Грушенька, а вот эти… м-м-м… ёмкости, это вот что? Покраснев как маков цвет, девушка пискнула: – Это вот – груздочки солёные. Оченно скусные… – тут вдруг на её лице промелькнул испуг: – Али вы грибков не любите? – Да почему же? – старший Всеволод вновь озадаченно хмыкнул. – А вон то? – Огурчики… Я в другой раз сама посолю, только ни бочки, ни соли, ни хрена, ни листа смородивого у меня нет, а эти, – она снова повела рукой, – очень хорошие… А вот тут, – показала она куда-то себе за спину, – селёдочка… – Тоже бочонок? – Да что вы! – девушка замахала руками. – Всего-то одного залома и взяла. Фунтов на десять, не больше… – Ага… – отец повернулся к сыну, который трясся от беззвучного смеха. – Исходя из того, что нам купила многоуважаемая фрёкен Бок… Севка, чеши в магазин. Нам – две поллитры, а девушке… Груша, вы что пить будете? Та принялась отнекиваться, но Волков-старший её не слушал, и велел сыну взять «для дамы на свой вкус». – И к чаю что-нито купи! – крикнул он вслед младшему Волкову. Тот на ходу кивнул и бросил не оборачиваясь: – Я, конечно, дурак, но не до такой же степени! – И умчался. Груша принялась хозяйничать: накрыла стол свежеприобретённой льняной скатертью, по краю которой разместились аляповатые ярко-красные петухи, расставила миски, расписанные странными существами таких цветов, что у Волкова невольно возникла мысль о фильмах ужасов и взрыве на малярном складе, разложила ложки, выставила грузди, солёные огурцы, разделанную, залитую маслом и засыпанную луком селёдку. В этот момент вернулся младший Всеволод. Он выставил на стол две бутылки водки, бутылку сладкого вина «Шемаха», небрежно бросил пару шоколадок и фунтик с пряниками, а из кармана своих галифе вытащил три гранёные стопки. – Папань, а надо бы и нормальной посуды присмотреть, – заметил он, с содроганием взирая на расписные миски и деревянные ложки. – А то ведь вот так… Закончить ему не дал свирепый взгляд отца. К счастью, Аграфена ничего не заметила: именно в этот момент она гордо выставляла на стол чугунок со щами. Старший Волков оглядел стол и вдруг резким тоном поинтересовался: – А почему на столе только две тарелки? В чём дело? – Ой, а вы когось ещё ждёте? – заволновалась Груша. Её волнение было понятно: вдруг еды не хватит на всех? Неужто она мало сготовила? Но тут же её волнения были развеяны словами младшего Волкова. Правда, они же послужили причиной для новых переживаний: – Груша, а ты что, с нами обедать не будешь? Девушку кинуло в жар. «За стол зовут, ещё вина взяли… Сейчас подпоят, а потом охальничать примутся, – мелькало у неё в мозгу. – Вот когда лишний червонец боком-то станет…» Она хотела сказать, что прислуге негоже сидеть за столом вместе с хозяевами, но старший Всеволод усмехнулся и предположил, что она, верно, собралась их отравить, потому и не хочет есть вместе с ними. От такого предположения Груша задохнулась и не успела опомниться, как уже сидела за столом перед новой миской, наполненной до краёв ароматными, густыми щами. Старший Волков ловко содрал сургуч с водочного горлышка и плеснул в обе стопки, а младший завозился с винной пробкой, пытаясь выковырять её без помощи штопора. Наконец, пустив в ход охотничий нож, он справился и наполнил стакан девушки. – Та-а-ак-с… – Всеволод-старший взял ложку, попробовал щи и закатил глаза: – Обалдеть можно! Как говаривала моя жена: ум отъешь, до чего вкусно. Грушенька, вы кудесница, волшебница, чародейка! Мелкий, ешь, пока не остыло. Ну, и за новую хозяйку дома! Стопки и стакан весело звякнули, и снова замелькали ложки. – Классные щи, – заметил Всеволод-младший, – только, Груша, а мясо-то где? – Так мясо завсегда потом подают, – удивилась девушка. – Ой, а больше-то мне и не надо, – снова начала отнекиваться она, увидев, что парень доливает ей в стакан вино. Но Волковы не обратили внимания на её протесты. Следующий тост подняли за Революцию, потом – за золотые руки повара, потом – за социализм вообще и за Красные державы в частности… Груша захмелела. Ей стало хорошо и тепло, словно дома. Всеволод Николаевич своим спокойствием, добротой и какой-то непонятной мудростью вдруг напомнил ей покойного деда, разве что был много моложе. А младший Всеволод казался не то братом, не то ухажёром. «Мелкий, – хихикнула она про себя, услышав в очередной раз обращение старшего к младшему. – Ежели эдакая орясина – мелкий, то ктой-то ж крупным станет?» Она снова выпила вина и неожиданно подумала, что если этот «мелкий» вдруг начнёт «охальничать», так она не будет очень уж против. Да и если старший решится – тоже… Младший Волков поднялся и подошёл к радиоприёмнику. Щёлкнул тумблером, и в комнате грянул «Марш авиаторов». – Севка, ты допился или просто охренел? – поинтересовался отец. – Мы что, строем тут ходить собрались? Тот хмыкнул и принялся крутить верньер, яростно шаря по эфиру. Но ничего подходящего для застолья не находилось. И тут вдруг Груша запела. Пела она какую-то совсем простенькую песенку, но у девушки оказался хороший слух и неплохой голос. Волковы дослушали до конца и даже поаплодировали. После чего младший Всеволод сел к фортепьяно: Прожектор шарит осторожно по пригорку, И ночь от этого нам кажется темней. Который месяц не снимал я гимнастёрку, Который месяц не расстёгивал ремней. Есть у меня в запасе гильза от снаряда, В кисете вышитом – душистый самосад. Солдату лишнего имущества не надо. Махнём, не глядя, как на фронте говорят.
[29] Он собирался повторить припев, но тут отец внезапно резко поднялся и хлопнул его по плечу: – А пойдём-ка, мелкий, покурим, а то мы тут так уже надымили, что хоть топор вешай. Груша хотела сказать, что они и выкурили всего-то по одной папироске, и дома у неё тятенька своей махоркой куда бо́льшую вонищу разводил, но Волковы уже вышли. И тут же из-за двери раздался недовольный голос Всеволода Николаевича. Она прислушалась… – …молодец! Хорошую песню выбрал! «Солдат» – уже прекрасно, а как ты собираешься с «гвардейским корпусом» распутываться? Нет, мне просто интересно: как? – Папань, – виноватый голос Всеволода-младшего, – ну а солдат-то чем не угодил? – Тундра неэлектрифицированная! Серость непроцарапанная! «Солдат» сейчас – слово старорежимное. Это у капиталистов и буржуев солдаты, а в Красной Армии – бойцы. Запомни, неуч! |