Книга Проза жизни, страница 21 – Иоанна Хмелевская

— Как же так? У тебя нет магнитофона? И даже проигрывателя?

Звучавшее в его голосе изумление отдавало недовольством, если не презрением. Тереска почувствовала себя глубоко обиженной. У неё не было ни магнитофона, ни проигрывателя, у неё даже транзистора не было, а главное, до сих пор ей и в голову не приходило, что все это у неё должно быть. Чета Кемпиньских не баловала своих детей роскошью, и с этим приходилось мириться. И только сейчас Тереска почувствовала себя убогой и обделённой, недостойной Богуся, привыкшего к совсем иному уровню жизни.

— Пожалуй, надо что-нибудь прикупить, — обронила она небрежным тоном, долженствующим показать, что отсутствие в комнате предметов первой необходимости допущено по её недосмотру и с финансами вовсе не связано.

— Я уже понял, что сюда надо являться готовым ко всяким сюрпризам, но чтобы музыки не было… Ясно, к тебе надо ходить со своим транзистором, — с издёвкой произнёс Богусь, вынимая сигареты. — Закуришь?

Тереска чуть не подскочила.

— Разве ты куришь?

— Курю. А ты нет?

Гордость взяла верх над чувствами.

— Конечно нет, хотя это модно, — ответила Тереска, не скрывая презрения. — Но за модой я не гонюсь, мне вообще стадные увлечения не по душе. А ты… ты же не курил в лагере?

Богусь пожал плечами.

— В лагере кончалось моё детство, — снисходительно пояснил он. — В детстве я не заводил вредных привычек, чтобы не нарываться на неприятности. Сама знаешь, как это в школе делается. Я не охотник прятаться по сортирам. Ну а теперь поводы для самоограничений исчезли.

Тереска кивнула. Чувства вернулись на своё место. Богусь снова стал независимым, храбрым, взрослым и ещё более неотразимым. Все его слова и поступки казались ей достойными восхищения.

— Конечно, взрослым многое разрешается, — признала она.

Богусь глядел на неё недоверчиво.

— Слушай, а ты правда никуда не торопишься? Мне кажется, я тебе помешал.

— Почему это?

— Потому что ты сидишь как на иголках. Да и твоё облачение домашним платьем не назовёшь, хотя в качестве пеньюара это даже оригинально.

Затопившие её волны блаженства стали спадать, уступая место прозе жизни, довольно-таки жестокой. Пришлось вспомнить о своём жалком наряде. Переодеться, что ли? Снять жакет, сменить проклятую юбку и грубые башмаки, показаться ему наконец в женственном виде… Нет, слишком поздно. Образ Шпульки, обречённой на тоскливое ожидание у насыпи, возник перед ней немым укором. В темноте Шпульку с места не сдвинешь, а ведь это их последняя поездка.

Тереска заколебалась.

— По правде говоря… — Отважилась она наконец. Богусь тут же вскочил на ноги.

— Что ж ты мне сразу не сказала?

Расстроенная Тереска неохотно последовала его примеру. Немного наберётся на свете дел, которые нельзя отменить даже ради Богуся… Такое из-за этих саженцев невезение! Надо бы ему все как следует объяснить, а то чего доброго обидится, подумает, что его визиты сюда нежелательны. Однако в глубине души Тереска смутно сознавала, что общественным поручением и садом для несчастных детишек Богуся не проймёшь, как бы ещё на смех не поднял её неотложное дело. Впрочем, в этом деле есть и другие, весьма существенные моменты.

— Признаться, — заговорила она в порыве вдохновенья, — мне действительно надо обделать одно дельце, пока не стемнело.

— Родители запрещают поздно возвращаться?

— Не родители, а милиция.

Богусь, уже дошедший до дверей, изумлённо обернулся.

— Вот это да! А что ты натворила?

— Влипла в дурацкую историю, — ответила Тереска, радуясь возможности сообщить, что и в её сереньких буднях есть место интригующим авантюрам. — Я уже тебе говорила про свои идиотские проблемы. Нас со Шпулькой пытаются убрать какие-то типы. Помнишь Шпульку? Так вот, типы подозрительные, замышляют преступление, а опознать их можем только мы. Вчера вечером они за нами следили…

Заинтригованный Богусь смотрел на неё пристально, но недоверчиво.

— А вы случайно манией преследования не страдаете?

— Если и страдаем, то не в одиночку. К нам подключилось все местное отделение милиции. В тёмных местах нам появляться запретили. Я, конечно, не очень-то этих типов боюсь, но Шпулька перепугана страшно, и можно её понять. Она меня сейчас ждёт, мы с ней должны съездить за город.

— Интересно, — сказал Богусь, спускаясь по лестнице. — Разумеется, я тебя задерживать не стану. А какое они замышляют преступление?

— Понятия не имею. Мы знаем, что они кого-то хотят убить, а вот кого, неизвестно. Милиция занялась этим делом, мы не встреваем.

— Правильно, от таких дел лучше держаться подальше. Значит, по вечерам тебя из дома не выпускают?

— Ну что ты! Конечно, выпускают. По городу мне разрешено гулять, нельзя только заходить в места, где темно и пустынно. В кино, например, ходить можно… Я так давно в кино не была!

В горле у Терески словно картофелина застряла, жёсткая и сырая. Что если он не понял намёка?.. Распрощается и исчезнет, а потом снова явится в самый неподходящий момент… Нет, больше ей такого не вынести…

— В кино можно? — оживился Богусь. — А что, неплохая идея. Ты какой фильм хочешь посмотреть?

— Да хоть какой, я давно уже ничего не видела.

— В «Палладиуме», кажется, идёт интересный фильм. Надо будет тебя на него сводить.

— Может, сходим завтра? — робко предложила Тереска. Затаив дыхание, она ждала ответа.

— Нет, завтра не получится, а вот послезавтра сходим. На шестичасовой сеанс.

Богусь смолк, размышляя о том, что сводить в кино потенциальную жертву убийства даже интересно. К тому же его разбирало любопытство, что наденет на себя Тереска по такому случаю.

— Ладно, значит, послезавтра, — согласилась Тереска, стараясь не взорваться от счастья. — А где мы встретимся?

— В центре где-нибудь. Можно перед «Орбисом» на Братской. В полшестого. Согласна?

Тереска была согласна на любое место и на любое время, даже на трамвайное депо в полночный час. Ей было невдомёк, что Богусь, собравшийся кое-что уладить в «Орбисе», нарочно выбрал филиал поблизости от кинотеатра — он опасался, как бы дама не опозорила его своим нарядом, если с ней придётся ехать через весь город. Тереска не знала о его тайных опасениях, а если бы узнала, все равно не стала бы отказываться от счастья. Наконец-то её любовные дела пошли на лад!

Добравшись до калитки, оба занервничали. Богусь только сейчас заметил, что грязную тряпицу Тереска прихватила с собой. Его даже в жар кинуло при мысли, что кто-то сможет увидеть его в таком обществе. Он лихорадочно выискивал благовидный предлог, чтобы отделаться от девушки. Тереска, жаждавшая, чтобы Богусь проводил её, тем не менее тоже была непрочь от него отделаться: незачем Богусю знать о саженцах, а тем более о том, на чем они их перевозят. Шпулька наверняка держит колымагу на виду, а может, даже расселась на столешнице…