
Онлайн книга «Библиотека потерянных вещей»
За занавес заглянул Джейс и чокнулся со мной своей бутылкой воды. – Ты молодец. Взрыв мозга. – Спасибо. Но, знаешь, я просто стараюсь довести дело до конца. – Я почувствовала, что меня бросило в жар, причем не от прожекторов. Последним из хорошего был сам язык. Строчки Шекспира были тем единственным в моей роли, что имело смысл, давало мне какую-то опору. Текст я знала. Слова меня никогда не подводили, и теперь я увидела, сколько в них на самом деле силы. А сила мне была ох как нужна, вся, какая только есть. Рано или поздно мне придется, закрыв глаза, отдать вот этому парню свой первый поцелуй. Джейс вытер лоб: – Там, в зале, Марисоль сейчас с миссис Ховард, но она искала тебя. – Ура, значит, я буду ее Барби-Беатриче. Она это обожает. – Итак, мы разведем мизансцены пятого акта, прогоним его с тобой, и тогда все. Вот такие пироги. – Он подмигнул мне и распустил листки с текстом веером, как колоду карт. – Там все отлично. Нам с Алиссой нравилось играть сцену свадьбы. Сильные чувства, драма. И смешно к тому же. Ага, прямо обхохочешься. И да, не только драма, но и долгие драматичные поцелуи. Значит, сегодня? Я покрылась гусиной кожей. – Кто-то сказал «пироги» или я ослышалась? – Марисоль впорхнула за кулисы, размахивая голубым с розовым жакетом-болеро для Беатриче, и кивком головы велела мне снять кардиган. – Эту штуку было до чертиков сложно перешивать. Надо убедиться, что я на правильном пути. Мне нужен еще день. Ах, дорогая моя подруга. – Ты ведь знаешь, что ты удивительная и невероятная, да? И пожалуйста, как придешь домой, передай маме еще раз спасибо. Широченная улыбка на губах винного цвета. – Знаю и передам. – Она помогла мне надеть жакет с цветами на тонкую черную футболку и принялась расправлять и подкалывать его прямо на мне. – Джейс, подай из моего швейного набора серебристую коробку с булавками, а? Он повиновался. Нашел нужный контейнер и вложил в протянутую руку Марисоль: – Пойду узнаю, когда Ховард собирается возобновить работу. Марисоль подвернула манжеты на моих запястьях, заколола: – Стой смирно, а то до крови уколю. Я старалась, но все равно чувствовала, что немного дрожу. – Ничего не могу с собой поделать. Сегодня репетируем ту самую сцену. – Наверное, надо сказать Джейсу, чтобы поцеловал тебя прямо здесь, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Вот ужас. Кровь прилила к голове. – Только п… – Малышка, расслабься. Шучу. – Подруга тяжело вздохнула. – Миссис Ховард говорит, что тебе великолепно даются и текст, и игра. Сосредоточься на этом, ладно? На том, что у тебя хорошо получается. – Ну да. Это нетрудно. Появилась Лондон с коробкой батончиков мюсли, копна рыжих волос (ненатуральных) была собрана в узел на затылке. – Хотите подкрепиться? Мы тут еще на пару часов точно. – Спасибо, я пас. – Я даже думать не могла о еде. Лондон спросила у Марисоль: – Ты не могла бы зашить дыру в подоле моего белого платья? Оно в гримерке на вешалке. Сама виновата. Зацепилась на прошлой неделе за декорацию, когда со сцены уходила. Дырки почти не видно, но раз уж ты здесь… Марисоль пожала плечами: – Конечно. Лондон вежливо улыбнулась уголком рта и убежала. – Вообще-то она действительно ведет себя не так уж и отвратительно, – призналась я Марисоль. Та фыркнула, не вынимая изо рта булавок. Еще одна складка, и острие проткнуло нарядную ткань. – В ее случае это приравнивается к корзинке пушистых котят. Несмотря на грядущий роковой поцелуй, я рассмеялась. Марисоль отступила на шаг: – Готово, можно шить. Мама как раз сейчас заканчивает бледно-голубое платье. Еще нам нужно примерить шляпку на твой новый парик. Должно быть хорошо. Хорошо или нет, ответить я не успела, так как миссис Ховард позвала всех на сцену. – Пятый акт, – одними губами сказала я. – Мне остаться? – Не-а, так будет только хуже. – Я протянула к ней руку. – Ну, то есть нет, я имела в виду… – Что я имела в виду? Я лишь тяжело вздохнула. Положив жакет на стол, Марисоль взяла меня за плечи: – Я тебя понимаю. Быстро стань на одну секунду собой. Никакой Беатриче, только Дарси. Слово дня. Поехали. – Ажиотаж, – не раздумывая сказала я. Марисоль постучала пальцем по подбородку, радостная улыбка озарила ее круглое лицо. – Ажиотаж… Кажется, это что-то вычурное, вроде кружевных гофрированных воротничков и слишком длинных свадебных шлейфов. Хм-м, не слово, а дива какая-то. Я думаю, оно должно означать огромную до одури шумиху. Что? – спохватилась она. Видимо, я побледнела: – Ты… определение. Оно верное. – Впервые за все время. * * * Дрожь в конечностях прекратилась, только когда я поставила машину на ручник в полуквартале от нашего комплекса. Но внутри все еще трепетало, в основном из-за пятого акта. Взяв сумку, я, как и обещала, пока шла, позвонила Марисоль. Она сразу ответила: – Ну, рассказывай. – Даже не знаю, с чего начать. – Просто начни. Подходя к дому, я обошла группу соседских детей, они бросали мяч в кольцо. – Когда ты ушла, миссис Ховард отпустила всех, кто не занят в пятом акте, и народу осталось немного. – И что? У входа в дом 316 по Хувер-авеню я остановилась как вкопанная. – Что за шутки! Сначала я почувствовала запах. Пахло взрезанной, раскопанной землей, вырванными корнями и цементной пылью. – Дарси, что? Все так плохо? Я ведь знала, что должна остаться. – Да не в пьесе дело, – сказала я. – Да что там у тебя? Я описала Марисоль то, что увидела. Дворик комплекса был наполовину разрушен, часть старых тротуарных плит выкопали, а на их месте установили временные мостки из фанеры. Цветы и живую изгородь вырвали с корнем, на их месте остались черные прямоугольники почвы и опавшие листья. А потом я заметила самое ужасное: – Марисоль, наш стол. Они его увезли! Она охнула так, что чуть не задушила соединение. Я зависла над священным для нас обеих местом, которое теперь пустовало. Глаза наполнились слезами, соль от них жгла горло. Господи, это же просто стол. Старая мебель. Я понимала, почему они его убрали. Томас, видимо, заказал элегантную новую модель, чтобы сочеталась с новыми перилами и с понтовой серой краской. Но мне не надо было нового и современного. Я хотела вернуть ту мозаичную плитку. Поблекшие царапины и отколовшиеся кусочки. Они были привычными, моими. Эти трещинки были там, когда мы смеялись. В этих бороздах была вся наша жизнь. А еще там были нарисованные черным маркером «Шарпи» крошечное сердечко и пятиконечная звездочка. |