Онлайн книга «Белый фрегат»
|
И вот теперь в этом взгляде появляется что-то новое. Какая-то… искра. Она чуть придвигается к нему и замирает. Природа этой силы кажется смутно знакомой, но все-таки никак не получается определить, стоит ли бояться… его? ее?.. этого существа. Если бы она могла говорить, то спросила бы: ты Меррская мать? Искры сверкают ярче. Он… да, это все-таки он… смеется? Свой следующий вопрос она не в силах задать даже в мыслях. Он тянется к ней – очень-очень осторожно, словно великан, который боится раздавить что-то хрупкое и изящное, как тончайший фарфор, как хрустальный бокал, как шаль из паутины или корона из семян одуванчика. Он и впрямь великан, он во много раз больше нее, и три бесстрашных сердца сжимаются, а зеленые паруса трепещут, хотя ветра нет. Что-то сейчас произойдет. Что-то сейчас случится. Пусть гигант и пришел, чтобы помочь, – он так огромен, что одним неловким движением может раздавить ее, уничтожить, сломить. ~~~~~~~~~~~~~~~ Изменилось ли хоть что-нибудь? Она не знает. – Он~ тяжело оседает у борта, пряча лицо в ладонях. Дышит шумно, с присвистом, как будто вот-вот закричит. Но секунды сменяются минутами, и в конце концов ~его~ напряженные мышцы расслабляются, дыхание выравнивается, а комок в горле исчезает. Запрокинув голову, ~он~ сидит в такой позе, пока за бортом не раздается знакомый женский голос: – Можно подняться? – Я просил меня не беспокоить, – отвечает ~он~ не шевелясь. – Знаю, – говорит целительница. – Но еще я знаю, что ты провел там в одиночестве пять часов и, судя по всему, не добился желаемого. Тебе нужна помощь, Кристобаль, не отрицай. – Да? – ~Он~ смеется, сухо и зло, но в глубине души чувствует угрызения совести, застарелую боль и… то самое чувство, <запретное. Обомлев, она прислушивается к своим ощущениям. <запретное <запретное <запретное Это странно… – Ладно, поднимайся. Может, ты и впрямь сумеешь увидеть то, чего не вижу я. Она садится у противоположного борта, обняв руками колени, и смотрит на ~него~, словно не решаясь о чем-то спросить. Он отвечает таким же смущенным взглядом. Между ними что-то изменилось: фрегат не знает, что именно, и все-таки чувствует перемену. Раньше в молчании они были гораздо дальше друг от друга, чем сейчас, хотя и неизменно стремились преодолеть эту пропасть. – Что там, у Рейнена? Айлантри уже признался в содеянном? Целительница удивленно моргает. – Ты-то как узнал? – Он побывал здесь рано утром. Просил взять его в команду. – И ты… – Мы оба не готовы, – отвечает ~он~ твердо. – Момент еще не настал. – Может и не настать, если Дух Закона казнит его за нарушение запрета, – сварливо замечает целительница. – Ты рискуешь его потерять. Он слишком многого лишился ради того, чтобы тебе помочь. – Он~ упрямо качает головой: – Айлантри действовал не только ради меня – у него были и другие причины. – Намекаешь, что я плохо разбираюсь в людях? – Намекаю, что ты была слишком расстроена и не замечала, как он… на тебя смотрит. Она снова моргает, недоверчиво усмехается, потом одними губами произносит какое-то слово – какой-то вопрос. ~Он~ умудряется его прочитать и возмущенно фыркает в ответ. Миг спустя оба начинают хохотать как безумные, и фрегат вдруг ощущает, что именно между ними стало другим. Связь. Еще одна связь. Тончайшая нить, которой раньше не было. Но ведь это… невозможно? Оба все еще сидят у противоположных бортов, хотя их все сильнее тянет друг к другу. Фрегат нервничает, и от этого переборки на нижних палубах начинают перемещаться. Их движение сопровождается треском и стонами, от которых люди, идущие мимо причала, шарахаются в испуге, а из конторы таможенников прибегают два клерка и растерянно замирают, не зная, что делать – может, звонить в чумной колокол? – Не боишься? – Нет. А ты? – Я не так мечтаю умереть. Но как решат Великий Шторм и Эльга – так тому и быть. – Ты… мечтаешь умереть определенным образом? Тихий печальный смех. – Может, в это и трудно поверить, но – в глубокой старости. – Да, действительно – трудно. Она перестает понимать, кто из них говорит. Это чудовищно. Как будто ее вывернули наизнанку, как будто она перевернулась кверху килем. Солнце светит из-под воды, волны треплют паруса. Эта жуткая связь между ними – та, которой не должно быть… словно извращенное эхо уз между фрегатом и человеком… Нет-нет, они как два фрегата! Два навигатора!.. Почему она раньше этого не ощущала? Что изменилось? Лишь одно: к ней прикоснулась та неведомая сила, что обитает где-то в Океане. Она заставляет себя успокоиться. Если бы у нее были легкие и сердце, она вынудила бы себя дышать ровнее, чтобы беспорядочный перестук в груди вновь обрел положенный ритм, размеренный и стройный. После прикосновения гиганта <запретное> сделалось вполовину менее запретным: она не сходит с ума, как было по пути через Море Обездоленных, как случилось совсем недавно – позавчера ночью, – когда они стали слишком близки. Их связь доставляет ей неудобство, но его можно перетерпеть. Разобравшись в своих чувствах, она вновь обращает внимание на ~них~ и понимает, что упустила момент, когда ~они~ переместились к средней мачте – туда, где ~он~ устроился в самом начале. Теперь ~он~ держит целительницу на руках, уткнувшись лицом ~ей~ в волосы, и причудливая нить новой связи окутывает обоих, превращаясь в кокон. Длится разговор, начало которого она не услышала. – …Все до единого, – говорит ~он~.– Даже те, кого я видел всего раз в жизни. Они сидели за одним столом и смотрели на меня. Выглядели совершенно как живые. Почему она… сотворила с ними такое, я не понимаю. – Может, пыталась о чем-то тебе напомнить? – Нет. Дело в чем-то другом. И не забывай о первых двух видениях, которые не имели с этим ничего общего. Я теряюсь в догадках… – Предположим, – задумчиво говорит целительница, – что первые два видения к делу не относятся. Точнее, мы успеем истолковать их потом, когда разберемся с третьим. К чему бы ты его свел? Как бы описал в… ну, в двух словах? Будь у фрегата уши, они бы встали торчком. – Семья, – говорит ~он~.– И потеря. Нет. – Подумай еще, – просит целительница, закрыв глаза. – Она~ прислушивается, как теперь понимает фрегат, – ~она~ пытается применить свой собственный, причудливо изменившийся дар, чтобы раскусить этот крепкий орешек. |