Книга Я вас не слышу, страница 51 – Елена Ронина

– Ну ты же знаешь, в воскресенье я занят, у меня клиенты!

– Так отмени их! Один-то раз!

– И что мы будем есть? – пафосно заявлял Юра. – По-моему, твоя мать ясно дала нам понять, что она нам не помощник!

Ну, понеслась душа в рай – в последнее время в Юрином характере частенько проявлялась Люба. «Уж лучше бы Егор», – частенько думала женщина. Да, деревенский, да, неказистый и неловкий в речах, но открытый. Обидеть может, но не со зла. Надя частенько думала про себя: а ведь как изменились ее взгляды! Поначалу ей нравилась мать Юры, просто до дрожи. Она даже завидовала Юре и его сестрам. Вот ведь какая Любовь Андреевна работящая, тянет на себе всю семью, всех готова принять, все время за работой: то штопает, то гладит, а девочки помогают:

– Мам, что помочь, мам, что сделать? Хлеба купить, за молоком сгонять, мусор вынести? С Танюшкой посидеть?

Надю завораживала эта немногословная деятельная натура. Ей казалось, что у той просто нету времени с ней, с Надей, поговорить, но если только появится свободная минутка, то им было бы что обсудить. Надя сама додумывала за свекровь, вела с ней мысленные диалоги, отвечала за нее. Почему не с мамой, а с этой чужой женщиной?

Егор – он другой. Свекр коробил Надю своей избыточной говорливостью. Как начнет, не остановится. Нет, Люба – она другая.

Почему сразу невозможно распознать человека? Но ведь есть же люди, которые сразу могут определить, что за личность перед ними. Надя не могла. Не хватало жизненного опыта? Конечно! С кем она общалась-то? Мама – школа – музучилище – вот и весь круг общения. Потом прибавился Юра с его семьей. Веселые, дружные. Как было им не поверить, не полюбить? Мама предупреждала, да. Но ей Надя с некоторых пор не доверяла. Слишком насела она в свое время на нее с музыкой. И вот результат – Мария потеряла доверие дочери.

Любовь Андреевна для своего сорокапятилетнего возраста при пятерых выращенных детях выглядела совсем неплохо. Хорошая подтянутая фигура прибавляла ей молодости. Короткие прямые волосы красиво обрамляли узкий овал бледного лица. Темно-карие глаза, характерный тонкий нос с небольшой горбинкой – просто аристократическая внешность. Во времена Пушкина она бы с такой внешностью и изысканной худобой вовсю бы блистала на балах. Как потом выяснилось, прическа – работа Ленки. Она стригла и мать, и отца, а все девчонки носили длинные волосы.

Ничего специального Люба с собой не делала, к косметологам не обращалась, кремами пользовалась только отечественными. Люба не знала, что внешность у нее аристократическая, – совсем не до этого ей было. Для нее главное было – чистота и опрятность. Придя с работы, молодая женщина моментально переодевалась в уютный байковый халат, слегка накрахмаленный и сияющий свежестью. Во время готовки и уборки повязывала однотонный фартук. Праздников в жизни у Любы было немного, но для выхода имелся специальный костюм: коричневая юбка и пара блузок, белая и голубая. Темно-серые брюки и серый же свитерок служили Любе одеждой на каждый день. Всегда опрятная, всегда подтянутая, и все-то у нее быстро, и все – по первому требованию.

Надю поначалу удивляла немногословность свекрови. Она только бровью поведет, а девчонки уже по стойке «смирно» стоят и готовы все сделать и переделать, и Юра так же. На первый взгляд и сомнений не возникало, что все в этой семье хорошо и светло. Вон как дети уважают маму, как стараются во всем помочь!

Прошло немало времени, прежде чем Надя поняла, насколько жесткая и авторитарная личность ее свекровь. И как разнятся характеры суровой Любы и мягкосердечного и слабовольного Егора. С ним тоже Люба была немногословной: только глянет, тот уже бежит. Храбрым он был только, когда напьется, тут уж можно было от него всякое услышать.

Откровением стал для Нади разговор между Юриными родителями, невольно ею услышанный.

– У, змеюка! Вытаращила глазища. И не гипнотизируй меня, вон девок гипнотизируй. Тоже мне, видите ли, аборты ей вера делать запрещает. Может, еще кого родим? В собственном доме сесть некуда! – Егор говорил громко, его нисколько не смущало, что девочки могут услышать отца. Всего-то и выпил две рюмки, но для храбрости ему хватило.

– Тебе в таком состоянии здесь сидеть и ни к чему. Вон постелила уже! Тоже мне, граф, проспишься, утром поговорим, – Люба отвечала тихо, но разобрать можно было каждое слово. Надя сидела в комнате у девчонок. Она не знала, как реагировать, ей было страшно неудобно, что стала свидетельницей таких откровений. Неловко, судя по всему, было ей одной.

– Ну вот, началось, сейчас разорутся, сколько нас должно было быть на самом деле. Жалко папку. Он бы и не пил столько, если б хоть немного от мамки тепла имел. Как головешка высохшая, – Рита, писавшая сочинение, с треском бросила ручку на стол.

Надя сначала никак не могла разобраться в расстановке сил. Вроде бы папка – кричащий алкоголик, а мамка – работящая многодетная женщина. Так почему же дочери на стороне отца, а не матери? Она попыталась вступиться:

– Рит, зачем ты так. Какая же высохшая? Любовь Андреевна – стройная, хорошо для своих лет выглядит. И потом, сколько она для вас делает!..

– Это она-то? – Рита усмехнулась. – А может, это мы для нее?

– Ты это о чем? У нее такой труд тяжелый, неблагодарный…

Рита зло посмотрела на Надю:

– Это ты про что, про работу уборщицей? Так она недавно стала сама убираться, а так то Юрка ей помогал, то Ленка. Сейчас, да, работает, потому что больше не умеет ничего. Очень даже выгодно. Вот ты ее пожалела, и другие жалеют, от правкома-завкома еще для нас с Катюхой что выбьет. Папка у нас не хваткий. Как мать говорит, все у него меж пальцев протекает. У нее-то ничего не утечет! А дома так она вообще никогда ничего не делала. Прав батя: нарожала себе рабынь, мы и корячимся. Только ничего у нее не вышло, – Рита с вызовом посмотрела на Надю. – Удалось Юрку обломать да Ленку. Катюха вроде маленькая, да тоже уже характер показывает. Она у нас, вишь, справедливая. Лизка тоже свою дорогу выберет, как только возможность подвернется, сломя голову отсюда усвистит, – помяни мое слово. Ленка – безвольная, как батя. А Юрка, сама не пойму, что за фрукт, только он после Морфлота изменился сильно. Раньше тоже как телок, все ведра за матерью таскал, – Рита поймала протестующий взгляд Нади. – И нечего на меня так смотреть. Ты тут без году неделя, не тебе судить. А пока мнение свое придержи и не защищай никого, мы тут сами разберемся. Смотри и молчи. Пришла жить в чужую семью, вливайся, но только молча. А революции уж точно не устраивай. У нас тут свои законы!

– А я что, – Надя опасливо пожала плечами. Но поверить Рите не могла.

А потом разобралась. Действительно, командиром в семье была Люба, и так она все построила, что девчонки крутились целыми днями, причем с заботами, из-за которых у Нади в семье никто бы лишнего шага не сделал. Ну обязательно ли кипятить белье, а потом его крахмалить или каждый день печь свежие плюшки и варить компот из сухофруктов? Сначала такая хозяйственность умиляла Надю и одновременно раздражала бесхозяйственность ее матери-начальницы. У Нади в семье всегда все было наспех, и замороженные пельмени и сосиски являлись главным блюдом на все времена. Мария не квасила капусту, не закрывала огурцы и лечо. А здесь девочки вставали в ряд: одна перцы моет, другая режет, третья помидоры через сито протирает. Мать сидит рядом и приговаривает: