Книга Творец, страница 11 – Анастасия Суворова

— Пришли погреться? — проговорила она тоненьким голосом.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Краски ее лица поразили меня в этот зимний вечер как солнечный удар. Она же, трогательно улыбалась, а взгляд выражал сострадание, так смотрят на душевнобольных. А я, по-видимому, им и был до сегодняшнего дня, но вот теперь чувствовал, что начинал излечиваться.

— Вам нехорошо? — задала мне еще один вопрос ночная собеседница.

— Напротив, — ответил я, наконец.

— Если вы замерзли, лучше подойти поближе, — посоветовала незнакомка.

Я подошел и уселся рядом, нагло наслаждаясь ее бело-розовым очарованием. Она не была красавицей, но поразительная хрупкость и нежность в этом странном непропорционально-милом лице, абсолютно обескураживали меня. Я впервые видел столь открытый, не таящийся и мечтательно-любопытный взгляд непомерно огромных фиолетовых глаз. Бледное лицо сердечком помимо удивительных очей украшал кремово-розовый ротик и румяные щечки. Она улыбнулась, и улыбка эта оказалась тоже совершенно неординарной — нижняя губа ее была пухлее верхней и очаровательно выпячивалась, а на щеках намечались две аккуратные ямочки.

— Ты выглядишь очень замерзшей, — сказал я, продолжая обшаривать ее взглядом.

— Так и есть, — призналась она.

Я резко встал и стянул с себя парку. А затем ловко поднял прекрасную незнакомку на ноги, оборачивая своей теплушкой.

— Но так вы сами замерзните! — воскликнула она, все же кутаясь в мою куртку.

— Пустяки, — заверил ее я, — у меня свитер теплый.

— Спасибо, — пропела девушка стеснительно, и у меня зашуршало под ложечкой от ее колокольного голоса.

— Почему ты греешься здесь? — задал я мучивший меня неудобный вопрос. — Ты не похожа на бродяжку. На метро опоздала что ли?

— Я потерялась, — призналась она шепотом.

Эта ее беспомощность придавала ей еще больше хрупкости и очарования, и я решился сделать ей предложение:

— Мой дом здесь недалеко, если ты действительно сильно замерзла, я могу предложить тебе горячего чая или даже согревающий душ.

— В самом деле? — заискивающе спросила она, запахивая голыми руками мою куртку.

— Конечно, — ответил я машинально, думая в эту минуту о том, что нечто подобное уже видел — в тот день, когда вышел на улицу за провиантом и встретил своего Псоглавца.

Странное чувство продолжало держать меня в плену, пока неземное создание приближалось ко мне почти вплотную. Я встрепенулся, когда она приподнялась на цыпочки, желая лучше разглядеть мое лицо. Только тогда я заметил, что ее необыкновенные глаза были не просто того редчайшего, мифического цвета, о котором сложено немало легенд, но еще и обрамлялись тонким золотистым ободком, словно были готовы вспыхнуть в любое мгновение.

Я замер как удав в ожидании того, что должно было произойти. Но моя ночная фея, похоже, уже разглядела все, что ей требовалось. Она отстранилась на шаг, и огненная оторочка ее зрачков, странным образом потухла, оставляя слабое золотистое свечение.

— Я приму ваше предложение, — сказала она, опуская глаза, и протянула мне руку.

Я стиснул ее совершенно обледеневшие крошечные пальцы своими руками и попытался согреть дыханием. Меня не отпускала мысль, что эта девчонка очень уж странная (как и все, что в последнее время со мной происходило), но невероятно притягательная в своей безмятежной наивности.

Так и не выпустив ее маленькой руки, я довел эльфоподобное создание до своей конуры. Помог снять мою куртку и ее тонкое, потертое пальто, размотал широкий вязаный шарф, присел на корточки и стащил замшевые ботики. Она же стояла тихая и слабо дышащая, послушно позволяя проделывать с нею все эти манипуляции.

У меня мелькнула в голове идиотская мысль: была бы она столь же безропотно-покорна, если бы я продолжал планомерно снимать с нее все, во что она облачилась — розовое платье в синий цветочек, малиновые колготки, отчего-то разного цвета носки?

Разозлившись на себя за эту похабную мысль, я сбросил собственные ботинки и, буркнув, что уборная прямо, пошел в комнату ставить чайник.

Я не мог понять, от чего меня раздосадовала эта, в сущности, невинная мысль, ведь в действительности я не собирался проделывать ничего такого. Видимо, все дело было в ней, сам ее доверительный облик, не допускал не то чтобы гнусных действий, но даже и непристойных мыслей в ее адрес. О ней можно было думать лишь возвышенно-романтично и только.

Пока я возился с горелкой и чашками, моя гостья бесшумно вошла в комнату.

— Это все сделали вы? — тихо спросила она, наконец, стаскивая с себя плавным движением дурацкую, невозможно огромную шапку с помпоном.

— Ага, — ответил я, разглядывая жутко спутанные волосы вкусного шоколадного оттенка.

— Я почему-то так и подумала, что вы связаны с чем-то таким — волшебное, — мечтательно произнесла она, прикрывая свои драгоценные глаза.

— Садись, — предложил я, пододвигая ей стул, — чай скоро будет.

— Спасибо, мне уже гораздо теплее.

Она потерла своими отогретыми, порозовевшими пальчиками угловатые коленки, сомкнутые так плотно, будто бы они служат неприступной крепостью, охраняющей ее невинность. И я снова оказался во власти ее тонкой прелести. Придурковато разевая рот, как завороженный разглядывал это ее движение каких-то нестерпимо девственных, почти детских рук. Пытаясь скрыть свое внезапно нарастающее волнение, я загремел кружками и, сгребая в охапку больше чем нужно, кинулся с ними в уборную.

«Что же это происходит», — думал я, разглядывая в зеркале свою порядочно обросшую физиономию и ожесточенно намыливая кружки. «Возьми себя в руки, Ви! Это всего лишь девчонка. Что бы на моем месте сделал, например Сеня?».

То что мог сделать Сеня, я тут же отбросил, потому что мой бесцеремонный друг безжалостно трахнул бы и это неземное создание. Может, поухаживал бы за ней более изысканно, чем обычно, но все равно трахнул бы. Я же стыдился того, что смотрел на столь возвышенное, призрачно-светлое дитя и думал о таком тривиальном акте.

Намыв, наконец, кружки до несказанного блеска, я выволок себя на свет. Чайник к тому времени уже кипел, истово выпуская в потолок столб возбужденного пара. Я снял его с плитки, разлил по кружкам кипяток, добавил заварки и протянул согревающий напиток своей гостье.

— Спасибо, — прошептала она, обжимая теплый сосуд своими волшебными ручками, — меня зовут Мари, а вас?

— Ви, э-э-э… Витя. Только, пожалуйста, не надо выкать, я чувству себя стариком.

— Ну, какой же ты старик, — она засмеялась, — ты же еще молодей совсем и очень красивый.

«Дитя, простосердечное, открытое, непосредственное дитя», — подумал я. Но неожиданный комплимент все же был приятен.

Меня по-разному характеризовали, но этот простой и емкий эпитет, в свой адрес я слышал впервые. Худой, близкий к долговязости, с угловатыми чертами лица, светло-зелеными глазами и блекло-русой растительностью (в виду моего творческого запоя давненько не стриженной и небритой), я мог бы сойти за интересного, но никак не красивого мужчину.