
Онлайн книга «Темный рассвет»
«Они все трепещут от ужаса перед ним». Музыка будто притихла, когда их маленькую группку подвели к императорскому трону. Прекрасная маска Скаевы не прикрывала губ, и он встретил новоприбывших теплой и изящной улыбкой. – О! Разве может быть что-то приятней неожиданных гостей? Сидоний вдохнул поглубже, готовясь съязвить, но Мечница одним взглядом объяснила ему, что вопрос был риторическим. Гладиат разумно промолчал, но его железные мышцы напряглись. – Меркурио из Лииза, – сказал Скаева, обращая на него темный взор. – Боюсь, твоя репутация тебя опережает. – Рад снова тебя видеть, Юлий, – кивнул Меркурио. – Прошу прощения, – император покачал головой. – Но мы никогда не встречались. – Нет, но я видел тебя. Наблюдал за тобой. Это моя работа. – Старик шмыгнул, окидывая императора взглядом с головы до пят. Кожа Скаевы покрылась потом. Костяшки пальцев, вцепившихся в подлокотники, побелели. Мышцы дрожали. – Выглядишь дерьмово. – М-м-м, – Скаева улыбнулся. – Теперь я понимаю, у кого Мия научилась своему потрясающему остроумию. – О, нет, боюсь, это у нее от природы. Меркурио кивнул на лужу крови на полу. – Побрился неудачно? – Мы немного разошлись во мнениях с нашими уважаемыми старшими сенаторами. По вопросам конституции и законности моих притязаний на титул императора. – Правду говорят, что хороший адвокат – мертвый адвокат. Улыбка Скаевы стала шире. – Они действительно хороши. Епископ наклонил голову, пристально глядя на императора. Оценивая его в мгновение ока, как всегда учил Мию. Он страдал от боли, это очевидно. Его мускулы были напряжены, кожа блестела. Похоже, Трик говорил правду – божья кровь подтолкнула Скаеву очень близко к неведомому краю. Он рассыпался чуть ли не на глазах. Старик гадал, сколько ему еще осталось, прежде чем он сам превратится в такую же лужу на полу. – Что, не по плечу тебе это? – спросил он. – О чем ты? – За силу нужно платить, – ответил Меркурио. – Иногда она измеряется совестью или монетой. Иногда мы платим частью собственной души. Но что бы мы ни получили, одно ясно наверняка – рано или поздно долги всегда приходится возвращать. – Ты и вправду слишком высокого мнения о своем стиле, не так ли? – Ты хоть знаешь, что вобрал в себя? – Меркурио покачал головой, кривя губы. – Кем ты стал? Тени в зале потемнели, задрожали, как вода, в которую кинули камешек. Среди гостей послышался ропот, и Меркурио впервые заметил бездонную черноту, собравшуюся у ног Скаевы. В бальном зале внезапно похолодало, будто из него выкачали всю жизнь и дыхание. Оркестр затих, ноты умирали, словно кто-то медленно их душил. Страх на плечах старика стал свинцовой тяжестью, пытающейся поставить его на колени. Скаева моргнул, и Меркурио увидел, что его глаза залиты бездонной чернотой, от края до края. Он закрыл их, и вены на шее императора взбухли, челюсти крепко сжались. Йоннен посмотрел на отца, и его нижняя губа задрожала. Ливиана Скаева положила руку на плечо мужа, в ее взгляде отчетливо читались страх и беспокойство. Но наконец, император опустил голову, глубоко вдохнул, призывая скрытые резервы своей воли. И когда он вновь открыл глаза, они уже были обычными – темными, как у дочери, да, но белыми по краям. – Я прекрасно знаю, кто я, – сказал он, поднимая взгляд к галерее. – И я приказывал играть! Музыканты снова заиграли мелодию, их старательные ноты звонко раскатывались по морозному воздуху. – Довольно! – прорычал Адонай, выходя вперед. – Идеже моя Мариэль? Скаева повернулся к вещателю и с трудом сглотнул. Затем расправил плечи, его боль будто немного ослабла. Губы вновь расплылись в изящной улыбке. – Твоя сестра – почетный гость Итрейской республики. – Приведи ее ко мне, немедля! Скаеву явно забавляло поведение Адоная. – Ты вломился в мой дом. Убил моих людей. Попытался похитить моего сына и убить меня на глазах у всех гостей. И после этого тебе хватает дерзости молить меня об одолжении? – Я ни о чем не молю, – сплюнул Адонай. Император с грустью покачал головой и перевел взгляд на свою элитную стражу. – Ты не в том положении, чтобы чего-то требовать, вещатель. Адонай прищурил багряные глаза, с виду такой беспомощный в своих оковах и в окружении головорезов Скаевы. Но Меркурио, стоявший за его спиной, видел, что вещатель вскрыл порезы на руках, потирая кожу об оковы. Его кровь свободно текла из ран, и тонкие струйки развинчивали болты и вскрывали замок. – Предостерегаю тебя, Юлий… – Ты уже как-то «предостерегал» меня, если не изменяет память. – Третьего раза не будет. Издав едва слышный щелчок, оковы на запястьях Адоная открылись. Вещатель с плавной, поэтической грацией взмахнул руками, тихо напевая себе под нос, и кровь заструилась из самонанесенных ран. Затем хлынула длинными плетями, острыми и блестящими. И за пару секунд перерезала глотки полудюжине люминатов. Мужчины схватились за раненые шеи, в воздух брызнули багряные фонтанчики. Толпа закричала и отступила, прижимаясь к запертым дверям. Даже Сидоний с Мечницей отошли на пару шагов, округлив глаза от ужаса. Адонай крутил руками в воздухе, тихо напевая песню древней магики. Повинуясь его приказу, кровь убитых легионеров поднялась с пола и рассекла воздух косами в кровавом вихре. Адонай сердито посмотрел на Скаеву и опустил подбородок. – Приведи ко мне Мариэль, – сплюнул он. – Немедля! Улыбка Скаевы даже не дрогнула. Он посмотрел на своих элитных стражей и слегка кивнул. Где-то вдалеке прозвенел колокольчик, и вскоре в бальный зал промаршировала новая когорта люминатов, несущих обмякшее тело. Меркурио сжал челюсти, в дыхании вещателя, с шипением выходящем сквозь зубы, прекрасно слышалась ненависть. Ее переодели в прекрасное бальное платье без бретелек и с открытой спиной – писк дерзкой моды. Но то, что потрясающе смотрелось бы на красивой юной донне, на теле ткачихи выглядело прискорбно. Ее сморщенная и кровоточащая плоть, обычно скрывавшаяся под мантией, ныне была открыта для обозрения. Все гноящиеся язвы и трещинки, бегущие по коже, как разломы в пересохшей земле. Ее сальные волосы упали на лицо, но были слишком жидкими, чтобы прикрыть его. Из раны от отрезанного Друзиллой уха вновь текла кровь, а на лице виднелись следы побоев – синяки на глазах, разбитые опухшие губы. Руки ткачихи заковали в железо, и она было в полуобмороке. Женщина застонала, когда люминаты бросили ее на окровавленный пол перед троном. Сердце Меркурио наполнилось жалостью. Глаза Адоная тлели от ярости. – Сестра любимая, – выдохнул он. |