Книга Новое сердце, страница 53 – Джоди Пиколт

Книга посвящалась Евангелию от Фомы. Известные мне из Библии высказывания о Фоме определенно не были лестными. Он не верит, что Лазарь воскреснет из мертвых. Когда Иисус велит ученикам следовать за Ним, Фома замечает, что они не знают, куда идти. А когда Иисус воскресает после распятия, Фома не присутствует при этом – и не хочет поверить в произошедшее, пока не прикоснется к ранам Христа собственными руками. Он олицетворение неверия, и ему мы обязаны крылатым выражением «Фома неверующий».

Тем не менее в книге раввина Блума эта страница начиналась так:

Это тайные слова, которые сказал Иисус живой и которые записал Дидим Иуда Фома, близнец.

Близнец? С каких пор у Иисуса был близнец?

Остальная часть Евангелия не являлась изложением жизни Иисуса, как Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна, но была собранием речей Иисуса, и все они начинались со слов: «Иисус сказал». Некоторые стихи были аналогичны библейским. Другие казались совершенно незнакомыми и звучали скорее как головоломка, чем любое Священное Писание.

Когда вы рождаете это в себе, то, что вы имеете, спасет вас. Если вы не имеете этого в себе, то, чего вы не имеете в себе, умертвит вас.

Прочитав этот стих дважды, я потер глаза. Что-то подсказывало мне, что я уже слышал эти слова раньше.

И тогда я понял где.

Их произнес Шэй при первой встрече со мной, когда объяснял, почему хочет пожертвовать свое сердце Клэр Нилон.

Я продолжал внимательно читать, вновь и вновь слыша голос Шэя.

Те, которые мертвы, не живы, и те, которые живы, не умрут.

Мы пришли от света.

Разруби дерево, я – там; подними камень, и ты найдешь меня там ^[15].

Когда я впервые попал на американские горки, то чувствовал себя так же: будто земля уходит у меня из-под ног, будто подступает тошнота, будто мне надо за что-то ухватиться.

Если вы спросите у десяти человек на улице, слышали ли они о Гностических Евангелиях, девять посмотрят на вас как на сумасшедшего. По сути дела, большинство людей в наше время не смогут процитировать даже Десять заповедей. Религиозное обучение Шэя Борна было скудным и отрывочным. Единственное чтиво, которое я видел у него в руках, был иллюстрированный журнал с девицами в купальниках. Он еле-еле писал, с трудом договаривал фразу до конца. Его формальное обучение закончилось получением аттестата о среднем образовании в исправительном учреждении для несовершеннолетних.

Но тогда каким образом Шэй Борн запомнил строчки из Евангелия от Фомы? Где в своей жизни Борн мог на него натолкнуться?

Единственный ответ, который приходит на ум, – этого не было.

Все это могло быть совпадением.

Я мог неточно помнить его слова.

Или, возможно, я ошибаюсь на его счет.

За последние три недели я то и дело проталкивался через толпу, собравшуюся перед тюрьмой. Я выключал телевизор, когда очередной мудрец высказывал предположение, что Шэй может быть мессией. В конце концов, мне ли не знать – я священник, я давал обет, я знаю, что существует только один Бог. Его послание записано в Библии. Помимо всего прочего, Шэй не говорил словами Иисуса из четырех канонических Евангелий.

Но было и пятое. Евангелие, не вошедшее в Библию, но столь же древнее. Евангелие, поддерживающее верования какой-то части людей при зарождении христианства. Евангелие, которое цитировал Шэй Борн.

Может быть, зачинатели Церкви поняли его неправильно?

А вдруг настоящими были отвергнутые и развенчанные Евангелия, а те, что были отобраны для Нового Завета, являются их приукрашенными версиями? Произносил ли Иисус слова, приведенные в Евангелии от Фомы?

Если так, то это означало бы, что выводы, сделанные в отношении Шэя Борна, могут быть недалеки от истины.

И это объясняет, почему мессия может вернуться под маской убийцы – посмотреть, поймем ли мы правильно на этот раз.

Я встал с кресла, прижимая к себе книгу, и начал молиться.

«Отец Небесный, – про себя произнес я, – помоги мне разобраться».

Я вздрогнул от телефонного звонка и взглянул на часы. Кто стал бы звонить мне в три часа ночи?

– Отец Майкл? Говорит надзиратель Смайт из тюрьмы. Извините, что беспокою в такой час, но у Шэя Борна случился очередной припадок. Мы подумали, вы захотите узнать.

– Шэй в порядке?

– Он в лазарете, – ответил Смайт. – Спрашивал про вас.

В этот час люди, разбившие лагерь перед зданием тюрьмы, спали в своих палатках под громадными прожекторами, искусственный свет которых заливал тюремный фасад.

Меня впустили в приемную, где ждал Смайт.

– Что случилось?

– Никто не знает, – ответил офицер. – Нас снова предупредил Дефрен. Камера наблюдения ничего не показала.

Мы вошли в лазарет. В дальнем сумрачном углу на кровати полулежал Шэй, рядом с ним сидела медсестра. Одной рукой он держал стакан, из которого пил сок через соломинку, другая была пристегнута наручником к раме кровати. Из-под его больничной сорочки шли провода.

– Как он? – шепнул я.

– Будет жить, – ответила медсестра, но потом, осознав свою ошибку, мучительно покраснела. – Мы подключили его к кардиомонитору. Пока все нормально.

Я сел на стул рядом с Шэем, вопросительно глядя на нее и Смайта:

– Оставите нас на минуту для разговора?

– На большее можно и не рассчитывать, – сказала медсестра. – Мы только что дали ему успокоительное.

Они перешли в противоположный конец комнаты, и я наклонился к Шэю:

– Как ты?

– Вы не поверите, если я расскажу.

– Ну, попробуй, – отозвался я.

Он огляделся по сторонам, не подслушивает ли кто.

– Я смотрел документальный фильм о том, как делают шоколадную карамель. Начал уставать и встал, чтобы выключить телик. Но не успел нажать на кнопку, как свет из телевизора шарахнул по мне, словно электрическим разрядом. Я прямо почувствовал, как в крови у меня движутся эти штуки, как их там – корпус…

– Корпускулы.

– Ага, точно, они самые. Терпеть не могу это слово. Вы когда-нибудь смотрели «Звездный путь», где инопланетяне высасывают из всего соль? Я всегда считал, что их следует называть корпускулами. Вы произнесли это слово, и сразу сделалось кисло во рту, будто ешь лимон…

– Шэй, ты говорил о свете.

– Ах да… Мне показалось, я начинаю кипеть изнутри и глаза превращаются в студень. Я пытался закричать, но челюсти у меня были сомкнуты. Потом я проснулся здесь, чувствуя, что меня досуха высосали. Корпускулы.