
Онлайн книга «Счастье ходит босиком»
– Да, слушаю. – Лизок, это я. Все, отбилась от Алевтины. Представляешь, хотела меня в православную школу послать. – Зачем? – Опыт перенимать. Сейчас же это в тренде. – А ты? – А что я? У меня же ремонт в разгаре, ну какой мне сейчас опыт перенимать? – Ремонтом от Алевтины не отбиться, – подозрительно возразила Лиза. – Точно! Пришлось сказать, что я мусульманка. – Ты? – удивилась Лиза. – Мы же вроде куличи на Пасху вместе пекли. – На Пасху я еще православной была. Лиза замолчала, переваривая новость. – Лизок, ты чего? Я же просто так про мусульманство сказала, чтобы от Алевтины отбиться, – засмеялась Вера. – А сейчас она ушла, и я вернулась в лоно православия. – Ну… Это как-то… Все-таки вопрос веры… Кощунство это, вот что. – Лизок, вечно ты все усложняешь. И вообще, я не об этом звоню. – А о чем ты звонишь? – Не о чем, а о ком. Елену Сергеевну, кажется, укатали. Вера выдержала паузу, нагнетая интерес к своему рассказу, и затараторила: – Ей наша Торпеда такую нагрузку на следующий год впендюрила, что Елена Сергеевна чуть сознание не потеряла, а потом сказала, что надо себя не уважать такое терпеть и написала заявление, а Торпеда даже не поморщилась, подписала – и все! Представляешь? А ей до пенсии совсем чуть-чуть оставалось. Нет, ну ты прикинь. А то, что человек всю жизнь в этой школе батрачил? Что у нее личная жизнь дальше знания о пестиках и тычинках не пошла? Это все ничего не значит? – Офигеть, – впечатлилась Лиза. – И ведь этот придурок из 10 «Б» олимпиаду выиграл, – продолжила Вера. – Торпеде на это начхать. Она вообще, говорят, скоро от нас на повышение пойдет. – Так надо что-то делать, это нельзя так оставлять, – Лиза почувствовала, как вибрирует праведным гневом ее голос. – Согласна. А делать-то что? – Ну давайте напишем коллективную петицию и отнесем в Министерство образования, – сказала Лиза первое, что пришло в голову. – Давайте, – как-то без энтузиазма согласилась Вера. – Ну тогда так, – Лиза поняла, что молчаливым решением ее назначили вождем восстания, – я напишу черновик и пришлю тебе. – Зачем? – Ты посмотришь, подкорректируешь и тогда разошлем нашим. – Что значит подкорректируешь? Кто у нас русский язык преподает? Ничего я корректировать не буду. Рассылай как есть. – Хорошо. Как думаешь, Алевтине Павловне посылать? – Ты с ума сошла? – Так вроде она тоже член коллектива. – Она не член, она прокладка между коллективом и Торпедой. Давай без нее. – Нет, мы должны действовать открыто, это подчеркнет нашу моральную правоту. – Ну как знаешь. На том и порешили. Лиза села за петицию. Сначала она описала достоинства Елены Сергеевны, потом сдержанно упомянула о некоторых разногласиях между учительницей и директором, которые привели к конфликту, в результате которого «старейший учитель школы вынужден, защищая честь и достоинство, подать заявление об уходе». От лица трудового коллектива Лиза просила аннулировать это увольнение, а также обратить пристальное внимание министерства на обстановку в школе и методы руководства Торпеды. Щеки Лизы пылали революционным огнем. Она встала на сторону униженной и оскорбленной Елены Сергеевны и знала, что вечером, написав об этом в Фейсбуке, она соберет рекордное количество «лайков». Общественность ее поддержит, нет никаких сомнений. Дело было сделано. Лиза разослала текст по электронным адресам коллег, приписав, что ждет от них реакции. Первой откликнулась Вера. – Лизок, привет! – Привет! Давно тебя не слышала, – пошутила Лиза. Она была в приподнятом настроении. – Лизок, ты написала, что ждешь реакцию. А какую? – Что какую? – Ну какую реакцию ты ждешь? Лиза растерялась. – Я имела в виду, что тот, кто согласен подписать, пусть мне об этом напишет. – А кто не согласен? – Тот просто промолчит. – А-а-а, – протянула Вера. – И много написало? – Пока тишина, но мало времени прошло. – Ладно, подождем, – вздохнула Вера и положила трубку. Лизе не понравился этот разговор. Червь сомнения и беспокойства зашевелился в ее душе. Через час она проверила почту. Писем нет. Раздосадованная Лиза начала обзванивать коллег. – Добрый вечер, Николай Петрович! Вы мое письмо читали? – Какое письмо? – Будет время, откройте почту, пожалуйста. – Открою-открою, но только вы на меня, Лизонька, не рассчитывайте. – В каком смысле? – В смысле поддержки огнем. Сами понимаете, возраст, сердце слабое. – Так вы читали письмо? – Какое? Ой, внуки орут, ничего не слышу… Лиза скорее положила трубку, чтобы набрать следующий номер. – Валентина Николаевна, добрый вечер! – Да, дорогая. – Вы письмо мое читали? – Читала, дорогая. И подумала, какая же вы у нас молодец! – Вы подпишетесь? – Зачем? Моя подпись ничего не добавит к сказанному. Главное, что я полностью согласна и буду молиться за успех этого мероприятия. – Спасибо, это нам сильно поможет. – Не сердитесь, дорогая, но у меня дочка в выпускном классе, на золотую медаль идет. И, как назло, она учится в нашей школе. Давайте не будем усложнять ей жизнь, – вкрадчиво попросила она. – Давайте, – согласилась Лиза, вложив в голос максимальную дозу сарказма. И нажала отбой. Больше она никому звонить не стала. Но позвонили ей. – Лиза, простите, что без отчества, – кажется, Елена Сергеевна плакала, – я хочу сказать… у меня нет слов… это так важно для меня… независимо от результата… – Елена Сергеевна… – Не говорите ничего. Ваш поступок… Спасибо вам, Лиза, у меня же никого больше нет… Только наш коллектив… И спасибо за вашу смелость… Не стану надоедать, спокойной ночи. – И Елена Сергеевна положила трубку, успев судорожно всхлипнуть на прощанье. Лизе стало совсем тоскливо. «Трындец», – подвела она итог проделанной работе. Что мы имеем? Елена Сергеевна знает про письмо, заранее умывается слезами радости и благодарности, ее просто распирает от гордости за коллег. А коллеги, совсем как у Чуковского, «и сидят, и дрожат под кусточками, за болотными прячутся кочками». Под письмом вместо столбика фамилий будет стоять одинокая и сиротливая подпись Лизы. Столбик подписей – это сила, это таран, которым можно крушить несправедливость. А одна подпись? Как будто голубь на листок накакал. Получается не коллективная петиция, а глас вопиющего в пустыне. Лиза горько усмехнулась и ощутила, что привкус индивидуального геройства какой-то терпкий на вкус, от него першит в горле, как от недозрелой хурмы. |