Онлайн книга «Погружение»
|
Тогда в насилии – даром, что так и не состоявшемся – оказались виноваты… барабанная дробь… Компьютерные игры! Как так? Объясняю. Увлекся я как-то игрулиной про граффити, Marc Ecko’s Getting up: Contest Under pressure. Бегаешь по городу, лазаешь по стройкам, расписываешь виртуальные стены, иногда бьешься с не менее виртуальными противниками. Эта видеоигра стала для меня лазейкой в мир граффити: я купил несколько баллончиков, начал пробовать трафареты. Самое смешное, что из-за собственной лютой неуклюжести в плане рисования – все верно, рисовать у меня не получалось с самого детства и не получается до сих пор – я факапился по страшному. А Женек мне пытался помочь, как мог: то фильм тематический со мной посмотрит, то пойдет на вылазку – «побомбить». И вот представьте. Выходной день. Мы топаем вдоль высокого бетонного забора, покрашенного в розовый. За ним виднеются трубы завода. Хотим пройти подальше, чтобы набомбить набросок с одного граффити-форума, где я пропадал в свое время. Идем мы по этой слегка возвышающейся дорожке. Слева – овраг с кустами, за которым стелится блестящий металл рельсов. Справа – та самая розовая стена, которой предстоит пострадать. Делюсь каким-то странными переживаниями с Женьком – и тут оборачиваюсь и вижу: сзади нас идут четыре хлопца. Опасной такой наружности. Ну гопари, типичные. И кепочки и костюмчики – все при них. Говорю об этом Жене. Оцениваю, почти не поворачиваясь, насколько они далеко и какова их скорость. Он ищет глазами что-то, чем можно ударить. Идем дальше. Размышляем, насколько сильно огребем. – Да нет, мы ж уже пару месяцев как в спортзал ходим, а у них только один на вид крупный, остальные – хлюпики. – Ой, да нет, их же аж четверо, раскидают нас как пить дать. – Да какой-то там, я же говорю, зал! – Нет, нам точно конец. А если у них вдруг ножи? – Да, ножи – это во всех смыслах железный (или все-таки стальной?) аргумент. А давай через овраг, к путям и дальше? Они, даже если попытаются срезать, догнать нас не успеют. – Да, давай. Готов? – Ага… Раз, два, три. БЕЖИМ! * * * – Здарова, дружище! – Я встаю из-за стола навстречу Жене. – Ну здравствуй, братец. Крепкое рукопожатие. Уважаю мужиков, у которых крепкое рукопожатие. – Представляешь, а я как раз нашу с тобой юность вспоминал. – Да ладно! – говорит Женя и вешает пальто на стойку рядом. – Поди, тот случай, когда в соседнем дворе Жанка Елистратова мне… – Какой там! Бери веселее. Помнишь, как я в свое время по граффити тащился? – Ну помню. – А как убегали от кучки гопарей, помнишь? – Гоп… А-а-а, помню, конечно! Ох и поржали мы тогда знатно: особенно когда продрались сквозь кусты, добежали до рельс, глядь назад – а парни те удивленно так на нас поглядывают. А мы ка-ак давай ржать. И правда: у страха глаза велики… Я выжидающе всматриваюсь в его крупноватые черты. На секунду за серьезным лицом, которое жизнь успела украсить первыми морщинами, я вижу не Евгения Степаныча – кажется, только так к нему в фирме по продаже недвижимости и обращаются, – а моего близкого друга Женька, который старше меня на три года и всегда был мне верным советчиком. Что ж, пора рассказать ему о своих экспериментах. Я обрисовываю картину: как наткнулся на статью, как следовал инструкциям – и какие у меня начались проблемы. Женя внимательно слушает. Наконец, отхлебнув чаю, он с явным усилием говорит: – Марк, – тон резкий, почти приказной. – Забудь об этом. Возможно, мне сразу стоило насторожиться, ведь он мрачнел с каждым моим словом, а в особенности – с каждой деталью ночных путешествий. Женя начал напрягаться и как-то меняться в лице, а когда я пожаловался на самочувствие, стало ясно, что мой друг едва сдерживается. Как он успел так быстро рассвирепеть? – Марк, забудь об этом, – повторяет он. – Ээээ, не понял?.. – Я тебе говорю, забудь! Не надо тебе это. Никаких больше осознанных сновидений. За-будь. Говоришь, тебе интересен Эдгар По? – Ну да… – Так почитай еще о его жизни, хоть в статьях, хоть в книжках. Наверняка не все успел осилить. Подпишись на тематические группы. Документалки посмотри… – Но ведь я уже… – Так ты еще посмотри! Пересматривай и перечитывай, если тебя так прет его личность. Сам попробуй что-нибудь накатать. Но пообещай, пообещай мне, что с осознанкой, – он произносит это слово как «осозна́нкой», – заигрывать больше не будешь! – Дружище, да чего ты взъерепенился? – Чего, чего… Гнилое это дело, вот чего. – Уверен? – Да. – С чего? – Сам пробовал. – И что? – Июль позапрошлого лета помнишь?.. Я молчу. Да, черт возьми, я помню. Женя тогда на какое-то время как сквозь землю провалился. А потом выяснилось – все больше окольными путями, чуть ли не через слухи, ведь сам мой друг наотрез отказывался об этом говорить, – что Женя чуть не покончил с собой, но, оказавшись на краю, остановился. С тех пор он и проникся авраамическими религиями и копает в эту сторону: то Коран изучает, то Тору, то Новый Завет. Но надо же: я и не подозревал, что те проблемы в его жизни были связаны с экспериментами по осознанным сновидениям. – Жень, я понимаю, это непростая для тебя тема, – говорю я. Друг немигающим взглядом уставился в окно, за которым сгущаются сумерки. – Но, может, все-таки расскажешь, что тогда приключилось? Женя медлит, будто борясь с собой. Сильно-сильно трет глаза – наверняка до «фейерверков». И отвечает: – Нет, дружище, не могу. Я не могу и не хочу об этом рассказывать. – Же-ень… – Нет, – резко обрывает он. – И не проси. Он молчит какое-то время, сцепив пальцы в замок – сильно, очень сильно, до побелевших костяшек. – Рассказать ничего не могу, но могу попросить: пожалуйста, не лезь в осознанные сновидения. Ничем хорошим для тебя это не обернется. Я лишь пожимаю плечами: – Как скажешь, дружище! Рассказывай, как работа? Женя принимается делиться, с каждой секундой оттаивая все больше, а я про себя думаю: «Женя мне чего-то не договаривает, чего-то важного, о чем он боится рассказать. Что ж, потом выясню. Обязательно выясню». * * * По дороге домой, когда вечерняя прохлада уже прокрадывается под мою легкую куртку, а ароматы засыпающего города и расцветающих дерев добираются до носа, я думаю о Женьке. У меня перед глазами снова встает его лицо – лицо человека, который прошел через что-то очень непростое, но напрочь отказывается делиться. |