Книга Сюзанна и Александр, страница 77 – Роксана Гедеон

Нет. Не надо верить в это. У него хватит и доброты, и благоразумия, чтобы не сделать ошибки гораздо худшей, чем та, которую совершила я. Он, как и я, должен чувствовать, что мы созданы друг для друга. Мы рождены для того, чтобы быть вместе. Это же ясно как Божий день.

Единственное, что приносило мне облегчение, – это мысль о том, что сейчас совершенно невозможно добиться развода. Это всегда было трудно, а нынче особенно. Даже короли не всегда этого добивались. Да и как он может обосновать свое желание? Я не бесплодна и не душевнобольна, а измена – это не та причина, из-за которой позволяют развод.

Та ночь, когда я брела под дождем, явилась причиной того, что я сильно простудилась и несколько дней пролежала в жару. Меня совершенно измучил кашель. Констанс послала за доктором. Врач посоветовал мне лежать в постели, пить порошки и не допускать переохлаждения. Все были согласны с тем, что мне очень повезло в том смысле, что я не подхватила воспаление легких и отделалась только лихорадкой.

Гран-Шэн – это было самое подходящее место для того, чтобы обрести душевное равновесие. Супруги де Лораге вели себя в высшей степени тактично и с пониманием. Констанс не донимала меня расспросами, а довольствовалась теми обрывочными сведениями, которые могла почерпнуть из наших недолгих разговоров. Главное, она не спрашивала меня, что я думаю делать дальше.

Что касается графа де Лораге, то он лишь раз заговорил о том, что случилось. Когда я, немного окрепнув, впервые спустилась к общему столу, он поцеловал мне руку и невольно остановил взгляд на моем лице. Я понимала, что следы той поистине сильнейшей пощечины еще долго будут меня уродовать, и не удивлялась этому взгляду.

:– М-да, – сказал Пьер Анж с непонятным мне выражением. – Этого следовало ожидать. Этот человек может допустить что угодно по отношению к женщине, и тому есть подтверждения.

Несмотря на то что в каком-то смысле я была с ним согласна и полагала, что Александр позволил себе слишком много, я сейчас подумала не о том. Меня удивили его слова.

– Разве вы знаете других женщин, с которыми он поступил точно так же? – спросила я настороженно.

Едва прозвучали мои слова, в столовой повисло неловкое молчание. Констанс смотрела только в свою тарелку. Пьер Анж нервно катал по скатерти хлебный шарик.

– Нет, – сказал он наконец. – Нет, мадам, таких женщин я не знаю, но мне вполне достаточно видеть вас, чтобы сделать выводы.

Мы принялись за еду, и я больше не затрагивала эту тему, хотя подозревала, что Пьер Анж не сказал того, что думал. Впрочем, взаимная неприязнь графа и моего мужа уже была мне известна.

Сразу после этого завтрака вошел лакей и доложил, что явились Маргарита и Аврора.

Вне себя от нетерпения, я выбежала к ним в вестибюль. Они прибыли в Гран-Шэн с тюками и чемоданами, и я с первого взгляда поняла, что возвращаться они не намерены.

Маргарита просто окаменела, увидев мое лицо.

– Боже мой! – вскричала она в крайнем негодовании. – Что же это такое? Да ведь это почти убийство!

– Успокойся. Пойдем лучше в гостиную. Здесь неудобно разговаривать.

Я провела их в комнаты и усадила, но Маргарита никак не желала успокаиваться. Она оглядывала меня то так, то эдак, приглядывалась с разных сторон, и вздохи так и срывались с ее губ.

– Один Бог знает, как я разочарована, мадам! Как я разочарована! Ваш муж – он много потерял в моих глазах. Никогда раньше я даже не слышала, чтобы аристократ поднял руку на свою супругу. А ведь я жила в то время, когда нравы при дворе были хуже некуда. Все изменяли друг другу. Да когда господин герцог де Полиньяк вздумал ревновать свою супругу, от него ушла даже любовница – так это было неприлично! А что сказали бы, если бы он отделал жену так, как это сделали с вами?

Я зажала уши пальцами, желая хоть этим жестом умерить поток ее негодования.

– Ах, Маргарита, не время говорить об этом. Скажи лучше, что происходит дома?

– Дом будто вымер, мадам. Все сидят в своих комнатах. Слуги боятся попасться на глаза хозяину. Старая герцогиня смотрит на меня так, точно хочет убить взглядом.

– Так они всё знают? – подавленно ахнула я. – Александр рассказал им?

– Не знаю, милочка. Может, и не рассказал, но все и так ясно. Шила в мешке не утаишь. Они все – и старуха, и брат его – нас теперь ненавидят. Я даже думаю, лучше вам туда не возвращаться: слишком опасное это место!

Я молчала, ломая пальцы. Маргарита, едва не плача, пробормотала:

– А вы такая худенькая стали, мадам! Худенькая и бледная. Забудьте вы обо всем, не страдайте! Позаботьтесь лучше о своем здоровье. А переживать – это себе дороже…

Я взглянула на Аврору.

– А ты? Тебя тоже выгнали?

Она покачала головой. По ее виду нельзя было сказать, что она подавлена. Напротив, она, как и Маргарита, была исполнена негодования.

– Нет. Но пока ты здесь, я туда не вернусь.

– Почему?

– Мама, неужели ты не понимаешь? Я там никто без тебя. За эти дни мне много раз дали это понять. И потом… неужели ты думаешь, что я оставлю тебя? Мадам де Лораге любит тебя, но ведь я тебе роднее.

Судорожно вздохнув, она прерывисто прошептала:

– Я же твоя дочь. Я люблю тебя. Да я лучше буду голодать, чем оставлю тебя одну!

Я жестом подозвала ее к себе. Она села рядом со мной, и мы обнялись.

– Спасибо, – прошептала я, прижимая к себе ее голову. – Только, вероятно, нам теперь будет трудно. Если…

– Что «если»? – вмешалась Маргарита.

– Если он действительно решил порвать со мной навсегда.

Наступило тягостное молчание. Маргарита порывалась что-то сказать, но все время сдерживалась. Аврора нервно теребила оборку на платье.

– Маргарита, тебя, надеюсь, не выгнали? – спросила я наконец.

– Нет.

– Тогда ты должна вернуться. Мне нужен хотя бы один верный человек в этом доме. И мне нужно, чтобы ты была рядом с детьми, до тех пор… – Мой голос на миг прервался. – Ну, словом, если мы окончательно разойдемся, тогда я заберу детей и ты тоже вернешься ко мне.

– Я должна снова отправиться в Белые Липы?!

– Да.

– А как это будет выглядеть, душечка? Я ведь уже вещи собрала.

– Сейчас не время размышлять о том, как это будет выглядеть и что о тебе подумают другие. Ты должна быть там, только тогда я буду спокойна за сына и близняшек – разве это непонятно?

Она не отвечала, нахмурив брови. Я понимала, что ей неприятно поступать так, как говорю я, но была уверена, что она согласится со мной.

– Пойми, Маргарита, если ты уйдешь, я вообще лишусь возможности что-либо узнавать… Все слуги – они преданы герцогу, а не мне. Они слушались меня только до тех пор, пока он им это приказывал. Без него я для них ничего не значу.