Онлайн книга «Мы, домовые»
|
– А мастью в кого уродился?! – Да смою я эту масть, она у меня временная! – Скрываешься от кого, что ли? – тут подвальный поскреб лапой в затылке, осознавая ситуацию. – Ежа угнал, что ли? – Да на кой он мне?… – Тришка вздохнул. – Хочешь – забирай его насовсем. Или подари кому. Ежи мастера мышей ловить, когда не спят. – Нет, ежа не надобно. Куда же ты, домовой, собрался? – В лес его, дурака, отогнать велели. – Кто велел? – Да старшие. – А потом? – Потом – еще дельце есть. – А потом? – А потом – домой. Коли жив останусь. – С ежом я тебе пособлю. У нас тут автомобильный служит, я с ним уговорюсь. А ты оставайся. Подкормим тебя, а то, гляжу, совсем хилый. Тришка хотел было возразить, что общество назвало его крепким и для трудного пути пригодным, но посмотрел на подвального и понял, что возражать тому следует как можно реже. – А что за автомобильный? – спросил он, чтобы поддержать беседу. В доме, где служил Мартын Фомич, жило немало владельцев личного транспорта. Это были мужчины серьезные, и свои машины так лелеяли, что куда там домовому! Поэтому и не приходило никому в голову нанимать особую обслугу для транспорта. Однако в богатом хозяйстве могли держать автомобильного просто чтобы выделиться и заставить о себе говорить. – На третьем этаже у нас Панкратий Дорофеевич служит. Там богато живут, и домовиха есть, и подручных четверо, хозяин рес-то-ран держит. А рес-то-рану постоянно провизия требуется. Вот у них хозяйская машина есть, хозяйкина, сыну купили, а еще колымага – картошку с капустой возить. Там задние сиденья сняли, много чего загрузить можно. И она, колымага, оттого грязная, да еше вечно какую картофелину забудут, или луковицу, или еще чего, вонь потом стоит. Панкратий Дорофеевич подумал и взял безместного Никишку в автомобильные. Так вот – хозяин на деревне с кем-то уговорился и туда за провизией раза два-три в неделю непременно сам съездит, отберет самое лучшее, никому более не доверяет. Можно твоего ежа в багажник загнать, а потом Никишка его втихомолку выгонит. А на деревне еж сам сообразит, куда деваться. – И то верно, – согласился Тришка. – Не знаю, как тебя и благодарить, дяденька, прости – имени-отчества не ведаю. Он радости, что удалось без лишних хлопот избавиться от ежа, он пустился в стародавние любезности, до сих пор принятые у пожилого поколения домовых. – Я батька Досифей. – А по отчеству? – И так сойдет. Тришка побоялся даже плечиками пожать. Батька Досифей, при всем при том, что заговорил ласково, вид имел грозный. Одна густая и жесткая волосня чего стоила. – Стало быть, спешить тебе некуда, – решил подвальный. – Я до Панкратия Дорофеевича дойду, потолкуем. Может, даже прямо завтра ежа твоего отправим. А ты жди меня тут. Вернусь – ужином тебя покормлю, на ночлег устрою. И пошлепал прочь. * * * Молчок может и подождать немного – так решил Тришка, когда батька Досифей привел его в свои хоромы. Подвал был поделен на клетушки, где жильцы раньше хранили дрова, а теперь – всякую дребедень. В одной подвальный нашел ящик с детскими игрушками, совсем древними, и там оказалась мебель – кровать, шкаф, стол со стульями, да все – не на тощих теперешних кукол, а на старинных, основательных. Все было покрыто чистыми лоскутками, на столе стояли плошечки с едой, Тришка еще мешок развязал – прямо хоть пир устраивай! Пока разложили припасы – заявился и Панкратий Дорофеевич с домовой бабушкой. – А что? – сказал он, охлопывая Тришку по спине и по плечам. – Малый справный. Такому не помочь – грех. Никишка завтра в дорогу спозаранку отправляется, я ему велел ежа в багажник загнать. – Я помогу! – вызвался Тришка. – Багажник высоко открывается, ежу придется досточку положить, иначе не залезет, да как бы еще с нее не свалился. – Сам справится, – отрубил Панкратий Дорофеевич. Тришка понял – завидовать бедному Никишке не приходится. Матерый домовой меж тем продолжал его изучать. – Ты из которых будешь? – спросил наконец. Тришка растерялся. Конечно же, батя учил его отвечать на этот вопрос, да только задали его впервые в жизни. До сих пор Тришка встречался только с теми, кто и без вопросов знал всю его родню. – Я из Новых Рудков, – сказал он, имея в виду городской район, где родился. – Выходит, и Старые есть? – удивился Панкратий Дорофеевич. – Нет, ты мне про род. Кто батя, кто дед, кто прадед. Когда пришли, чем занимаются. – Батя, Орентий Фирсович, в Новых Рудках домовым в девятиэтажке, мамка при нем. Дед – Мартын Фомич… – Дед – Фирс, а по отчеству? – перебила его супруга, Акулина Христофоровна, весьма почтенная домовая бабушка. Тришка смутился – дед Фирс, женив сына, перебрался куда-то на покой, так что внук его почитай что и не знал. – Да ладно тебе, – вмешался батька Досифей. – Видно же – из домовых. – Не встревай! Нам род хороший надобен! Чтобы старших много! – прикрикнул на него Панкратий Дорофеевич. – А Мартын Фомич – кто? – Мамкин батя. Я при нем подручным. – Где служит? – не унималась домовиха. Тришка, как умел, описал квартал в центре города. – Место приличное, – согласился Панкратий Дорофеевич. – Теперь про соседей давай. Тришка умаялся языком молотить. Когда добрался до старенького Феодула Мардарьевича, собеседник обрадовался: – Этого я знаю1 Этот – наш! Почтенный! А ты, стало быть, Трифон Орентьевич? – Так я ж еще не женатый! – удивился Тришка. И точно – молод он был, чтобы зваться по имени с отчеством, не заматерел. Хотя многие безместные молодые домовые сами себя с отчеством величают, и ничего. – Ешь давай, Трифон Орентьевич, – велел дядька Досифей. Тришка, обрадовавшись, что можно помолчать, и занялся делом. Поужинали, проводили гостей, и тогда батька Досифей указал Тришке место для ночлега. После дневки сон не шел. Тришка ворочался, улаживался то так, то сяк, и все ему было плохо. Вдруг он услышал осторожный голосок. – Эй! Как там тебя! Спишь, что ли? – Не-е, не сплю, – шепотом отвечал Тришка, потому как в двух шагах похрапывал на постели грозный дядька Досифей. – Иди сюда живо… – Ты кто? – Никита я, автомобильный… Давай живее!.. Первое, что пришло на ум, – автомобильный не может управиться с ежом. И то – поди заставь такую здоровую скотину подняться наверх по тонкой и узкой досточке. |