Онлайн книга «Мы, домовые»
|
Домовиха закивала, не в силах молвить сквозь рев внятное словечко. – Надо же… К родне, что ли, пробираешься? – продолжал допрос Якушка. – Одна, без мужика? – Яков Поликарпыч! Их же там трое бежало! – вдруг вспомнил Акимка. Даже домовой дедушка старался обращаться к подручным уважительно. «Якушкой» и «Акимкой» кликал, осердясь, или же – подгоняя, чтобы работу выполнили в срок. Между собой подручные обходились без церемоний, но при посторонних соблюдали старый обычай вежества. И трудно, что ли, назвать Якушку Яковом Поликарповичем? – Точно, трое. Баба, дитенок и… Кто еще с вами был? – Ермолай Гаврилыч мой!.. – выкрикнула домовиха и снова залилась слезами. – Ого! Всей семьей в город собрались, – заметил Якушка. – Скоро от вас, приблудных, коренному домовому и житья не станет… – И где же он, твой Ермолай Гаврилыч? – вмешался Акимка. Кроме рева, ответа не было. Тогда Акимка потрогал пальцем бурую шерстку младенца. Младенец был мелкой породы, но коли умел бегать – надо думать, и говорить выучился. – Батьку где потеряли? – Та-ам… – пропищал младенец, тыча локотком в ту сторону, откуда прибежало семейство. – Она что, от мужа сбежала? – растерянно предположил Акимка. Это уж вообще не лезло ни в какие ворота. – Кончай реветь и говори живо – от кого бежала! – рявкнул Якушка. Домовиха от изумления и реветь перестала. – От вихоря… – Какого еще вихоря? – Большого, страшного!.. Как подхватит, как ударит!.. – Кого подхватит, кого ударит? – допытывался Якушка, и вдруг получил исполненный ненависти ответ: – Тебя! – К ней с добром, а она всякие страсти сулит! – возмутился Якушка. – Что-то мне все это не нравится… – с тем Акимка отошел в сторонку и, нагнувшись, стал изучать асфальт. Уж что он там высмотрел – человеку не понять. Домовые оставляют след, только если под ногами ровная пыль, рассыпанная мука или приглаженный ветром песочек. Запах, правда, у следа имеется, и его не всякая собака учует. Сами же домовые друг дружку не выслеживают и по запаху не различают, потому что им это ни к чему. Однако Акимка помотался по шоссейке взад-вперед и решительно направился туда, куда бежала, да не добежала домовиха. Минуты две спустя Якушка услышал его крик. – Ахти мне! Беда! Якушка, буди народ! Матрену Даниловну сюда веди! Оставив рыдающую домовиху с маленьким под развесистым подорожником, Якушка понесся к товарищу. Акимка стоял на коленках, ощупывая некий темный неподвижный куль. Подбежав, Якушка вгляделся и ахнул. Это был довольно крупный и взъерошенный домовой. Кажется, мертвый… * * * Со старостью к домовым обычно приходит некая хрупкая ветхость. Они не страдают, не маются, только мысли делаются проще, тельце – легче, словно бы вся жизнь, что за долгие годы скопилась в домовом, начинает понемножку усыхать. Наконец тихонькое и кроткое существо, ростом уже не более младенца, живущее на покое при детках и внучках, засыпает и не встает более. Тогда приходят домовые бабушки, помогают обрядить тельце, а мужики, посовещавшись, придумывают ему место последнего упокоения. Посколько состояние ветхого старца считается долгим, прочным, но отнюдь не беспробудным сном, тельце устраивают так, чтобы при необходимости оно могло благополучно выбраться и найти дорогу к своим. Раньше, когда на дворе полно было деревянных построек, можно было примостить прадедушку под конюшенным углом, снаружи или изнутри, под овином, в погребе. На деревне, наверно, так до сих пор и делалось. А в городе чего придумаешь? Насилу разбуженный Акимкой и Якушкой матерый домовой дедушка Тимофей Игнатьевич долго скреб в кудлатом затылке. – Ты уж нас Лукьяну Пафнутьичу не выдавай! – попросили подручные. – Да уж не выдам. Мне-то хоть растолкуйте – чего вы ночью в лесу искали? Чего вам дома не спалось? – Ну… Сказать, что с девками плясали, – как раз и огребешь по оплеухе на брата. За баловство. А оплеуха от такой лапищи будет тяжкая… – Любим-траву искали, – догадался ответить Якушка. – Чтобы девки любили? Так вам же еще рано жениться, – удивился Тимофей Игнатьевич. – Чего удумали! Это вы телевизора насмотрелись, молодцы. Скажу Лукьяну Пафнутьевичу – пусть последит за вами. – Ты лучше скажи – что теперь с мертвым телом делать! Тело на дороге лежит, скоро машины побегут, раздавят! – напомнил суть дела Якушка. – И домовиха с маленьким под кустом сидит, ее куда девать? – добавил Акимка. – О-хо-хо… Не было хлопот… Тимофею Игнатьевичу совершенно не хотелось покидать уютную постельку, тащиться непонятно куда, однако дело выходило серьезное – погублен хоть и деревенский, однако ж – исконный домовой, может, даже родня. Рассудив, что шустрые подручные, не добившись проку тут, побегут будить еще кого-то из старших и разнесут весть про его лень на весь дом, Тимофей Игнатьевич встал и снарядился в дорогу. Он, как все домовые, был припаслив. Когда хозяева только-только переехали на новую квартиру, он прибрал великое множество веревочек и проволочек. Хранил же все это имущество в туалетной дырке. Была там в стене дырка, откуда тянуло холодом. Обнаружив ее прежде хозяев, Тимофей Игнатьевич заделал ее так, что снаружи не видно, а попасть в пронизанную сквозняком пещеру – легко. Жить в ней было невозможно, и он устроил там склад всякого добра, натянув веревки между трубами с горячей и холодной водой на манер гамаков. Из этой дырки Тимофей Игнатьевич добыл большой кусок плотной полиэтиленовой пленки и моток шнура. Нести пришлось Акимке с Якушкой, и они не жаловались: слово старшего – закон. На шоссейке они сразу нашли мертвое тело. Оно уже как будто малость съежилось, но Акимке все казалось – случилась ошибка, этот бесталанный Ермолай Гаврилыч сейчас закряхтит, протрет глаза мохнатыми кулаками и сядет. А Якушка даже обошел его, надеясь уловить признаки жизни. Но их-то как раз и не было. – Бабу сюда ведите, – распорядился Тимофей Игнатьевич. – Пусть повоет. – А что, нужно? – удивился Якушка. Тимофей Игнатьевич задумался. Сколько он себя помнил, над престарелыми и крепко заснувшими домовыми никто не выл. Но вроде бы когда-то давным-давно овдовевшим домовихам полагалось… Пока Якушка удивлялся, Акимка, проявив неожиданную шустрость, понесся отыскивать деревенскую домовиху. Она уже малость пришла в себя, но выбираться из-под развесистого подорожника боялась. – А ну как вихорь прилетит? – Да улетел твой вихорь! Не вернется! – успокаивал Акимка. – Пойдем, я тебя отведу… |