Книга Мы правим ночью, страница 56 – Клэр Элиза Бартлетт

Таннов поглядел на дрожавший паланкин и нахмурился.

– Он вообще может двигаться в таком состоянии?

– Естественно, – ответил Досторов, – нас засек один из их Небесных коней и немножко зацепил своим огнем. Но по мере вашего продвижения на север он будет постепенно приходить в себя.

– Но мы же можем вызвать механика, чтобы он его осмотрел, – сказал Таннов.

– Мы выбились из графика, – возразил Досторов, – и поэтому теперь…

Тут уже Таннов предостерегающе посмотрел на товарища. «Что-то изменилось», – подумала Линне. И Таннов не хотел сообщать ей, что именно.

Скаровец отвел Линне от паланкина.

– Ты теперь на все задания будешь летать с мисс Рошеной?

С чего бы это такой интерес к ее пилоту?

– Пока да.

– Линне, тебе лучше держаться от нее подальше, – сказал Таннов.

Я не обуза, а человек.

– Она отличный пилот. И отличный солдат. И если уж на то пошло, то летать может не хуже других. По крайней мере, лучше Кати и Пави.

Затылок Линне обожгла досада. Она заставила себя посмотреть Таннову в глаза.

– Мне повезло летать именно с ней, а не с кем-то еще.

Таннов, казалось, не обратил внимания на ее слова. Он посмотрел сначала на Досторова, потом перевел взгляд на скаровца, принявшего облик кошки.

– Отец Рошены отбывает пожизненное наказание в тюрьме Колшек.

Колшек, ледяной остров-тюрьма. Тамошние узники вкалывали как каторжные в земляных шахтах, выдавая на-гора живой металл, в котором так отчаянно нуждался Союз, чтобы выиграть войну.

– Это невозможно. Тогда ее низвели бы до ранга гражданки второго сорта.

А граждане второго сорта не служат в армии.

– Или же, – добавила она, отчаянно желая, чтобы ее предположение, так или иначе, оказалось правдой, – она чем-то заслужила восстановление в правах.

В правах граждан второго сорта восстанавливали лишь за исключительно мужественные поступки и самопожертвование. И если Ревне это удалось, то она имеет право начать все сначала.

– Статус Защитника Союза она получила только благодаря пребыванию здесь, – мягко сказал Таннов, – а восстановление в правах ей лично выхлопотала Тамара Зима.

В его глазах сверкнуло презрение.

Линне нервно сглотнула.

– Я доверяю решениям моего командира, – сказала она, уверенная, что если это и ложь, то только наполовину.

– Лучше бы ты доверяла мне. Отец Рошены предал Союз. Чему он ее учил до ареста? Если ее уличат в измене, я не хочу, чтобы она потянула за собой и тебя.

– Но кто-то же должен летать с ней в паре штурманом.

– Только не ты.

Он попытался посмотреть ей в глаза, но она не знала, что он в них искал.

– Почему это? – спросила Линне, страшась его ответа.

– Магию Узора узаконили лишь на время войны, – сказал Таннов, – Зима говорит, что узлы, которые вы завязываете, не остаются навсегда. А что, если это не так? Она говорит вам, что вы ограждены от всех неприятностей, но это не совсем так. Девушку вроде Ревны могут арестовать в любую минуту. Так что ты дружбу с ней особо не води.

– Я сама буду решать, с кем мне летать, – ляпнула Линне, не успев хорошенько подумать.

Большая белая кошка с силой ударила хвостом. Досторов вытащил изо рта сигарету, посмотрел на Таннова и вопросительно поднял бровь. Тот задвигал челюстями – точно так же, как в те минуты, когда Кослен сообщал ему что-нибудь такое, чего он совершенно не желал слышать.

Они спорили. Причем так, чтобы она не могла их услышать.

Значит, слухи о телепатии были правдой.

Следить за их пререканиями Линне не могла, но при этом доподлинно знала две вещи. Во-первых, парни почти наверняка говорили о ней. А во-вторых, это была еще одна стена, отделившая ее друзей от тех ребят, которыми они когда-то были. От сослуживцев, о которых она заботилась не один год.

Но они по-прежнему оставались Досторовым и Танновым, и Линне не могла просто так от них отказаться.

– Восемь успешных боевых вылетов, – сказала она, – можешь меня поздравить.

На какой-то миг она подумала, что они продолжают свой спор, игнорируя ее. Затем Таннов сказал:

– Поздравляю.

И отвернулся.

Но в его голосе Линне не заметила особой искренности. Когда Досторов сделал шаг, намереваясь уйти, Таннов схватил его за руку и выбил из пальцев товарища сигарету.

– Ты чего? – начал было он, однако тут же его взгляд потух, будто глаза захлопнулись ставнями.

Он пошел за Танновым, задержавшись только, чтобы бросить ей через плечо:

– Мои поздравления, Алексей.

Линне даже не подумала его поправлять.

* * *

Она видела, как Таннов с Досторовым прошли в кабинет Зимы. Ей не нужна была телепатия, чтобы догадаться, что они собирались там делать. Таннов, вполне возможно, полагал, что таким образом он ей помогает. Снег мел прямо в лицо, она съежилась и втянула плечи. Не надо ей больше с ним курить. Он только увеличивал пропасть между нею и девушками из полка ночных бомбардировщиков, а кроме них у нее больше никого не осталось – может, на счастье, а может, и на беду.

Она переместилась ближе к кабинету. Хотя его стены были тонкими и хлипкими, изнутри до ее слуха долетал лишь невнятный гул. Интересно, Таннов действительно может приказать Зиме поменять ей напарницу? Линне будет выглядеть сущей фигляршей и, опять же, останется одна.

«Паршивая идея», – подумала она. Никакого плана у нее не было. Она не могла постучать, но прижаться ухом к двери было бы еще хуже. Можно прятаться до тех пор, пока Таннов с Досторовым не уйдут, но это сработает только в том случае, если они ее не заметят. А если уйти сейчас, то потом можно и не найти в себе мужества вернуться.

Дверь распахнулась, и парни вышли. Увидев ее с порога, Таннов остановился. Затем покачал головой и прошел мимо, не проронив ни слова. Досторов уже вытащил сигарету. Раньше Линне никогда его не боялась, но теперь, подняв глаза на широкие плечи и мускулистые руки скаровца, невольно заметила, что это уже не тот костлявый мальчишка, который зачислял ее в полк.

– Ты бы вела себя поосторожнее, – произнес он, – отец ведь не может уберечь тебя от всех неприятностей.

Не успела она придумать, что на это ответить, как он уже ушел.

В кабинете командора Линне оказалась, толком даже не заметив, как ее туда принесли ноги. Тамара Зима сидела за столом, перед ней лежал чистый лист бумаги, пальцы сжимала ручку.

– О чем они с вами говорили? – спросила Линне.

Когда Зима ее заметила, морщины на ее лице стали глубже.