Книга Повелители стихий, страница 32 – Филис Кристина Каст, Кристин Каст

– Говори тише, – шепнула ему Ева. – Марк, и что, по-твоему, случится потом, после передоза?

– Если нам повезет, он умрет. Или впадет в вегетативное состояние. Если он умрет, я похороню его в море. Станет овощем – мы потратим часть припрятанных им миллиардов на хорошую лечебницу, где он и проведет остаток своих дней, пока тело не сдохнет.

– Повезет? – чуть ли не прошипела Ева. – Как ты можешь говорить, что нам повезет, если единственный человек на земле, который в состоянии сделать нас нормальными, умрет или станет овощем? – Она намеренно умолчала о миллиардах, которых, судя по всему, у них больше не было. Зачем давать Марку еще один повод для злости?

Марк повернулся к ней лицом и произнес медленно, отчетливо:

– Ева, он не может сделать нас нормальными.

– Конечно, может!

– Тогда почему не делает?

– Ему нужны эти дети. Он должен изучить их и использовать результаты исследования для создания вакцины, которая нас вылечит. И ты это знаешь. Он только об этом и говорит. – Ева старалась не повышать голос, чтобы не выдать своего отчаяния. Марк был самым сильным из братьев, самым здравомыслящим. Но это не значит, что он был совершенен. Они все были с дефектами.

– А что, если он лжет?

– Он не лжет.

– Откуда ты знаешь? – Он жестом остановил ее, когда она хотела было ответить. – Нет, ничего не говори. Просто послушай для разнообразия. Что, если отец нас обманывает? Может, не всю жизнь. Может, когда-то он действительно верил в то, что ему удастся вылечить нас. Но шли годы. Почти два десятилетия прошло. И он понял, что не может нас исцелить. Никто не может. Что, если он хочет, чтобы мы привезли сюда этих детей не для нашего спасения, а нам на замену?

Ева почувствовала, как глубоко внутри зарождается дрожь и пробирается наружу, как маленькое землетрясение. Она уперлась кулаками в песок, пока они не стали ходить ходуном.

– Тогда он был бы чудовищем. – Она пристально посмотрела Марку в глаза. – Ты действительно думаешь, что он – чудовище? Ты думаешь, наш отец, человек, который нас создал, заботился о нас, любил нас всю жизнь – монстр? – Когда Марк промолчал, Ева подумала, что все в ней готово съежиться и умереть. Она перестанет быть землей, темной, плодородной и богатой. Превратится в пустыню. Ева знала, что не сможет существовать сморщенной, высохшей, треснутой изнутри. В отчаянии она спросила брата:

– Ты его больше не любишь?

Темный взгляд Марка вернулся к воде, но на последний вопрос он ответил, снова отыскав глазами ее глаза:

– Я люблю его. Он мой отец. Я всегда буду любить его. Но, Ева, от этого он не становится меньшим злом. Единственное, о чем ты должна спросить себя: когда придет время уничтожить монстра?

– О боже, Марк… я не знаю!

– Я надеюсь, ты узнаешь это до того, как он уничтожит всех нас.

Ева упала духом. Ее плечи поникли. Она пропускала песок сквозь пальцы, пытаясь вобрать в себя успокаивающее тепло обожженных солнцем крупинок.

– Ладно, я тебя поняла. И, полагаю, Матфей и Лука чувствуют то же самое?

– Говорить с ними становится все труднее и труднее. Если я пытаюсь завести с ними разговор об отце, Лука начинает кипятиться. Не могу понять, то ли он взбешен так же, как и я, то ли напуган, или все еще отказывается верить.

– А может, он на стороне отца. Ты должен это учитывать, Марк.

Марк вздохнул и плеснул соленой водой себе на лицо и грудь.

– Я знаю об этом. И это одна из причин, почему я перестал его спрашивать.

– А другая причина?

– Я почти уверен, отец догадался бы о том, что происходит что-то неладное, если бы Лука поджег наш коттедж.

– Это было бы довольно очевидно, – согласилась Ева. – А Матфей?

Марк покачал головой.

– Я думаю, он чувствует то же, что и я, но с ним говорить еще труднее.

– Он исчезает все чаще?

– Ну, и да, и нет. Он исчезает, когда испытывает стресс, но так происходит уже много лет. А серьезные перемены в нем произошли лет десять назад.

Ева кивнула.

– Да, когда он осознал свою связь с интернетом.

– Это его фишка, уж точно, и все мы думали, что компьютер откроет кучу возможностей для применения его чертовски подходящего таланта, но Матфея словно подменили. Это особенно стало заметно в последний год, когда мы все больше и больше полагались на него, пытаясь выследить Фостер, Кору и других. – Марк снова встретился с ней взглядом. – Клянусь, Ева, когда-нибудь он растворится в дебрях одной из своих проклятых компьютерных программ.

– Мне надо проводить больше времени с вами троими. Я знала, что у Матфея не все ладно, но была так погружена в себя, что не хотела посмотреть правде в глаза. Прости, Марк.

– Ева, давай будем честными. Ты погружена в себя только потому, что наш отец использует тебя как живой наркотик, утоляя свою зависимость. Когда он принимал последнюю дозу? – огорошил ее вопросом Марк.

– В ту ночь, когда мы вернулись из Миссури.

– Это было три дня назад. Три дня. Я видел его сегодня утром, Ева. Он выглядел так, будто готов выползти из своей шкуры. Ты помнишь, как было раньше? Когда он высасывал твои кристаллы, только если ты демонстрировала их в доказательство того, что научилась вызывать свою стихию?

– Да. – Ева подтянула колени к груди и крепко обхватила их руками, подпирая подбородок. – Как же мне не помнить? Тогда все было неплохо. Отец лишь помогал мне.

Марк фыркнул.

– Я думаю, это тоже были его манипуляции, но спорить не стану. Но скажи, как долго он мог продержаться тогда в перерывах между кристаллами?

Ева подняла голову с колен и, прищурившись, посмотрела на брата.

– Ты знаешь ответ так же хорошо, как и я.

– Да, знаю. Но чтобы так же, как и ты? Сомневаюсь. Я думаю, что ты так погрязла в отцовской зависимости, что уже и не видишь, насколько все плохо.

– Чушь собачья. Никто не знает, насколько все плохо с отцом, кроме меня. Это меня он использует! Меня, Марк! Не тебя, не Матфея, не Луку. Это всегда была я! – Голос Евы сорвался, и слезы заструились по ее гладким щекам цвета эбонита.

– Ш-ш-ш, не плачь, сестренка. Я не хотел доводить тебя до слез. – Марк потянулся к ней и поймал слезинку пальцем. Капля воды не скатывалась, удерживаемая силой его связи со стихией. Потом он открыл рот и уронил ее на язык. Ева покачала головой и вытерла глаза.

– Это отвратительно, когда ты так делаешь, – сказала она.

– Зато ты перестала плакать. Ева, я просто пытаюсь заставить тебя думать. Ты слишком сильно его любишь. Ты чересчур предана ему.

– Разве можно быть чересчур преданным тому, кто тебя вырастил? – возразила Ева.