Книга Лебединый трон, страница 40 – Элизабет Корр, Кэтрин Корр

Я делаю глубокий реверанс, что заставляет его улыбнуться.

– Тогда до вечера, Ваше Высочество, – я возвращаюсь к главному входу, но, выходя из храма, оборачиваюсь: Арон снова уставился в потолок.

Люсьен прибрался, пока меня не было; книги и бумаги все еще там, но свалены в кучу в углу комнаты.

– Хорошие новости, милорд: теперь вы официально приглашены на ужин. – Он не выглядит особо довольным. – Вы можете проводить меня в покои принца в двенадцатом часу.

Он склоняет голову.

– Конечно, Ваша Светлость. Мое единственное желание – служить.

Я сдерживаю саркастический комментарий, который срывается с моих губ. Тем не менее в течение последующих часов я не могу не волноваться, что принуждение Люсьена и моего кузена находиться вместе может закончиться катастрофой. Мы с Летией проводим весь день вместе, но в конце концов ей надоедает мое хождение по комнате, и она говорит, что я должна сделать что-то полезное. Вспомнив о своем обещании Люсьену, я поворачиваюсь к стопкам почты, лежащим на моем столе. Ответы на письма или заметки, которые требуют дальнейшего рассмотрения, заставляют меня сосредоточиться. Двенадцатый час наступает быстрее, чем я ожидала.

Наша трапеза начинается не очень хорошо. Арон в своем худшем язвительном настроении, а Люсьен находит убежище в односложном поведении истукана. Бремя ведения светской беседы ложится на нас с Одеттой, и поначалу мы изо всех сил стараемся. После обсуждения погоды, болезни короля и сообщений о возможной войне между Фрайанландией и Селонией, двумя нашими ближайшими соседями, воцаряется молчание. Отчаявшись, я уже готова приступить к последним новостям, полученным от лорда Ланселина, – к разработке нового стального пера железным мастером в Атратисе, – когда Одетта поворачивается к Люсьену:

– Вы помните тот случай, когда вы с Ароном украли форму темных стражников и бочонок ледяного вина?

Люсьен отшатывается, краснеет, смеется.

– Я едва ли могу забыть. Это было всего четыре года назад.

– Пять, – комментирует Арон. – Нам обоим было по четырнадцать лет.

– Совершенно верно, – Люсьен хмуро смотрит в окно. – Но что мы собирались делать с вином? У нас действительно был план?

– Мы собирались напоить отца Зигфрида, а потом заставить его сказать что-нибудь нескромное, затем переодеться стражниками и сделать вид, что арестовываем его за измену.

Арон и Люсьен когда-то были друзьями? Мое удивление быстро сменяется любопытством. Но я не хочу срывать этот разговор.

– И вы решили, что это будет забавно? – спрашиваю я, взглянув на Одетту.

Она пожимает плечами.

– Он это заслужил, – отвечает Люсьен. – Аурик из Олориса – один из самых неприятных людей, которых я когда-либо встречал. О его поведении всегда ходили слухи, – он наклоняется ближе к Арону. – Ты помнишь?

– Действительно. Эта семья издавна славилась своей склонностью к насилию. Поговаривали, что они вырезали языки своим бескрылым слугам, чтобы те не могли повторить то, что слышали. Хотя это, конечно, только слухи.

Я думаю о Гите, ее непрерывном молчании и вздрагиваю.

– Ну… – Одетта поднимает бровь, глядя на брата. – Мне жаль Зигфрида. Ты можешь себе представить, каково это – расти с таким отцом? Удивительно, что у него все так хорошо сложилось.

Арон и Люсьен переглядываются, но Люсьен просто говорит:

– Трудно винить Зигфрида в том, что он взял власть в свои руки и положил конец придворным визитам Аурика, как только достиг совершеннолетия.

– А разве отец Зигфрида не страдает подагрой? – Я перевожу взгляд с Арона на Люсьена. – Я думала, именно поэтому его здесь нет.

– Моя дорогая кузина, – Одетта выковыривает из своего блюда еще одного лунного моллюска, – у него всегда подагра. Это самый продолжительный приступ подагры в истории. Его уже три года не видели при дворе.

– Вообще-то мне интересно, убил ли его Зигфрид, – говорит Арон.

Одетта пинает его в лодыжку.

– Оставь моего жениха в покое и расскажи нам, что случилось с бочонком вина. Ты напоил Аурика в конце концов?

– Нет, – Люсьен смотрит на Арона и улыбается. – Мы сперва решили попробовать сами. Мы отпили немного, потом еще немного…

– В итоге мы были абсолютно пьяны и потеряли сознание. По крайней мере, я так припоминаю. Те события в моей памяти немного затуманены, – Арон проводит рукой по лицу. – Разве тебя не стошнило в шлем?

– Я думаю, нас обоих стошнило, – Люсьен снова смеется. – А потом в наказание твой наставник заставил нас надеть их…

Одетта вскакивает и дергает за колокольчик, чтобы позвать слугу.

– Довольно, вы заставляете меня чувствовать себя еще хуже. Я хочу немного десерта.

Я знала, что Люсьен был при дворе в течение нескольких лет, будучи подростком, но я не думала о том, что он вырос с Ароном и Одеттой. Я снова задаюсь вопросом, что же произошло между двумя мальчиками, что разрушило их дружбу.

Ни один из них не упоминает об этом. И когда я спрашиваю Одетту на следующий день, она утверждает, что не знает.

По мере того как болезнь моего дяди затягивается, мы вчетвером привыкаем друг к другу. Я почти забываю о короле. Зигфрид все еще отсутствует при дворе, заставляя меня ждать известий об убийцах моей матери; я чувствую, что момент мести, момент, о котором я так долго мечтала, уже близок. Но я не вижу того, что лежит за ним. Поэтому стараюсь не думать ни об Олорисе, ни о Зигфриде. К сожалению, игнорировать Патруса становится все труднее. Я узнала от Люсьена, что он пытался встретиться с королем, чтобы получить разрешение жениться на мне в храме у дворца без дальнейших проволочек. Но королева отказывается впустить его, поэтому я не придаю особого значения его поведению, которое кажется скорее раздражающим, чем опасным.

Однажды вечером я остаюсь сидеть допоздна: ночью должен начаться звездный дождь, и небо в это время особенно чистое, поэтому я планирую взять свой телескоп – телескоп моей матери – на вершину одной из башен. Увлечение астрономией было одним из первых даров, которые подарила мне мать. Я отчетливо помню, как стояла на вершине самой высокой башни в Мерле, когда она указывала на свои любимые созвездия: Охотница, Лебеди, Диадема. К тому же сегодня вечером Люсьен сказал, что сможет присоединиться ко мне. Раздается стук в мою дверь, и я предполагаю, что это он.

– Войдите. – Я тщательно пытаюсь собрать медную подставку телескопа, чтобы не смотреть вверх. – Я так рада, что вы решили прийти, Люсьен. Даже из окна виднеется…

– Добрый вечер, Адерин.

– Патрус… Что вы здесь делаете?

– Пришел… убедить вас. Очевидно, – единственное, что очевидно, – это то, что он пьян. Он одет в мантию, в его руке деревянный жезл, с которым он был в Дофлере. – Сейчас самое время… – Он замолкает, слегка покачиваясь, и моргает, глядя на телескоп, стоящий на столе между нами. – Что это такое?