Книга Лебединый трон, страница 70 – Элизабет Корр, Кэтрин Корр

На главном балконе раздается шокированный ропот зевак. За оградой арены раздался еще более громкий крик бескрылых слуг.

Зигфрид смеется.

– Ложь. Безрассудная ложь ничтожного, бескрылого мальчика, желающего вернуть себе престол, в котором ему было справедливо отказано. Смотрите, – он поворачивается к придворным, – предательница, защитница Атратиса стоит рядом с ним.

– У нас есть письма, Зигфрид. – Я беру у Арона сверток и поднимаю его. – Письма, которые вы с моим отцом писали друг другу, планируя убийство короля. И кто, не зная ваших отношений, заподозрил бы королеву в отравлении собственного мужа? Вы, она и мой отец, – виновные. Лорд Руквуд нашел одну из записных книжек моего отца и принес ее мне, вот и все. – Я свирепо смотрю на придворных, вызывая их недоверие. – Он невиновен.

– Нелепость, – Зигфрид снова смеется, но голос у него напряженный. – Вы хотите, чтобы мы покорно проглотили это изысканное произведение фантазии?

– Я ожидаю, что Собрание рассмотрит эти письма. Я призываю их, и это мое право как защитницы. И тогда я дам показания. Я расскажу им, как король планировал убийство моей матери, и как ее смерть заставила моего отца отомстить. О зельях, которые мой отец создал и поделился с вами. О ваших планах, когда вы станете королем, избавиться от Одетты и жениться на мне, чтобы получить контроль над Атратисом и Собственностью Короны, а также над Олорисом. Я расскажу им о королевском убийце, ястребе, чье тело лежит в подвале под этой самой Цитаделью…

– И я расскажу им. – Голос Одетты стал тверже. – Как вы держали меня в тюрьме после смерти моего отца и угрожали жизни моего брата, когда я сказала вам, что не выйду за вас замуж.

Сбивчивый шум – выкрикиваемые вопросы и споры – доносится с главного балкона, отвлекая меня, но мое внимание возвращается к королевской ложе, когда я задыхаюсь от боли. Зигфрид одной рукой вцепился в волосы Одетты. В другой руке он держит нож, острие которого упирается в шею Одетты.

– Арон…

Тишина опускается, когда остальная часть аудитории понимает, что происходит.

– Убери руки от моей сестры, трус, – Арон вытаскивает свой меч, хотя он должен знать, что мы слишком далеко, чтобы что-то предпринять. – Иди сюда и сразись со мной.

Но отвечает королева:

– Думаю, что нет, Ваше Высочество, – теперь ее первоначальная ярость прошла, выражение лица спокойное, голос странно веселый, и я впервые вижу сходство между ней и Зигфридом. – Опусти клинок и оставайся на месте, если не хочешь потерять еще одного члена своей семьи. – Арон ругается, но повинуется. Струйка крови стекает по шее Одетты на белую ткань ее платья.

Один из темных стражников на краю королевской ложи делает шаг вперед, но королева поворачивается к нему, вытаскивая кинжал из-за пояса.

– Убирайтесь все, или принцесса умрет, – стражники отступают, и королева запирает ворота между королевской ложей и главным балконом.

Зигфрид насмехается надо мной.

– Вы довольны собой, Адерин? Вы и этот однорукий щенок, стоящий рядом с вами? Наслаждайтесь своей победой и ласками Руквуда, пока можете, – когда он оттесняет Одетту к двери в боковой стене балкона, которая ведет прямо в королевские покои, королева поворачивается лицом ко двору:

– Корона будет нашей. Восстаньте против нас, если хотите, но весь Соланум заплатит за это. Я обещаю вам: это еще далеко не конец.

– Отпусти мою сестру, – голос Арона хриплый.

Королева смеется:

– Убей ее, брат.

Я слышу только, как хнычет Одетта:

– Пожалуйста, Зигфрид, нет…

Рот Зигфрида кривится в рычании…

Он отталкивает Одетту от себя и бросает на землю в тот же миг, когда Тюрик бросается вперед. Королева с яростным криком по ошибке ударяет своего брата, оставляя кровавую рану на лице Зигфрида, затем поднимает свой собственный нож, вытягивает руку, затем опускает лезвие вниз и направляется к Одетте…

Тюрик хватает королеву за руку. Какое-то мгновение он держится, крича, когда ее кожа обжигает его, но Зигфрид оттаскивает его, и королева вонзает кинжал ему в грудь. Зигфрид тащит сестру прочь, через дверь в королевские покои. Захлопывает ее за собой, после чего темные стражники начинают ломать ворота.

– Сейчас же за ними! – Арон кричит на ближайших к нам охранников. После секундного замешательства они бросаются к замку.

И, наконец, наконец-то, я могу думать о Люсьене.

– Немедленно отпустите лорда Руквуда, – когда один стражник спешит вперед со связкой ключей, я требую плащ у другого. – Помоги мне с ним, – Люсьен стонет, когда я накрываю его израненную спину плащом. Когда все кандалы сняты, охранники поддерживают Люсьена, чтобы он не упал, и медленно опускают его на траву. Я натягиваю на него плащ, укрывая его, и кладу его голову себе на колени.

– Люсьен? Вы меня слышите?

Его веки трепещут, потрескавшиеся губы шевелятся, но он не издает ни звука.

– Воды! – Я рявкаю на охранника, который дал мне плащ. Он убегает и через несколько минут возвращается с железной чашкой. Я слегка приподнимаю голову Люсьена и помогаю ему выпить.

– Адерин…

Мои плечи опускаются, и я убираю волосы с его лица.

– Теперь вы в безопасности.

– Вы спасли меня. – Его голос едва слышен.

– Я же сказала, что спасу.

Он улыбается.

– Вы это и сделали… А теперь мы можем вместе вернуться домой в Атратис.

Я не отвечаю.

Поморщившись, Люсьен подносит пальцы к моей щеке.

– Почему вы плачете, любовь моя?

– Потому что… – Но я не могу сказать ему, что я замужем. Еще нет. Вместо этого я наклоняю голову и целую его. – Я плачу, потому что счастлива. Я счастлива, что вы все еще живы, а Зигфрид ушел. – Я улыбаюсь сквозь слезы, потому что и то и другое – правда.

– Ваша Светлость.

Я поднимаю взгляд. Рядом ждет врач и слуги с носилками. Я киваю, и слуги – в тяжелых перчатках, как и темные стражники – опускают носилки и осторожно поднимают на них Люсьена. Я встаю на ноги.

– Мы хорошо о нем позаботимся, – заверяет меня доктор, с тревогой наблюдая за мной.

– Конечно. Я ожидаю, что меня будут регулярно информировать о состоянии лорда Руквуда.

Доктор кивает и ведет слуг обратно в замок. И мне интересно, смогу ли я когда-нибудь снова поцеловать Люсьена.

Темные стражники поблизости наблюдают за мной.

– Возвращайся к своим обязанностям. И кто-нибудь, – я указываю на ванну с извивающимися бурыми червями, чувствуя, как мой рот кривится от отвращения, – уничтожьте этих тварей.

Прошло семь часов. Или, может быть, восемь; изнеможение утяжеляет каждое движение. Но каким-то образом – вероятно, из-за ощущения неопределенности, острого, словно лезвие под ребрами, – я все еще бодрствую. И должным образом одета. Я немного посидела с Летией и, поговорив с врачами о ее шее, отправила одного из пажей в Мерл за рецептом крема, который мы там используем при ожогах. Кем бы ни был мой отец, он был превосходным химиком.