Онлайн книга «Дожить до весны»
|
Но старик не слушал, он что-то пытался сообразить. Юрка метнулся к буфету, схватил карточки, протянул одну Егору Антоновичу: – Вот, сами получайте! Я больше не буду, чтобы не обвиняли. Егор Антонович взял карточку, подслеповато вгляделся в цифры, растерянно посмотрел на Юрку, снова в карточку и хриплым голосом поинтересовался: – Норму урезали, что ли? – Нет, наоборот, повысить обещали. – А вот так, – старик показал карточку, – давно? – Давно, с 20 ноября. Что ж я вас обманывать буду, что ли? Егор Антонович без сил опустился на край Женькиной кровати, та поспешно отодвинулась. – Значит, она мне свой паек отдавала? Потому слабела? – прошептал старик. Его руки с карточкой дрожали. Женя поняла, что была права, в семье Бельских ел только Егор Антонович. Он даже не подозревал, что норма давно уже 125 граммов на иждивенца. Старик ушел в свою комнату, и оттуда донеслись рыдания. – Лиизушкаа… Лизааа… Зачем? На их счастье, пришла мама, принесла две плитки столярного клея, две плитки дуранды и что-то липкое в кулечке. Объяснила, что это патока, просто взять не во что было. – Но бумага чистая, ее можно в горячую воду, и сладко будет. Она тоже слышала о повышении нормы хлеба с 25 декабря, эта радостная новость воспринималась всеми, словно хорошая весть с фронта. Подумать только, по рабочей карточке норму повышали до 350 граммов, а остальным до 200 граммов! Это же чуть ли не вдвое. Это уже не могло спасти умирающих людей, но вселяло хоть какую-то надежду в тех, кто пока жил, передвигал опухшие ноги, заставлял себя по утрам выползать из-под вороха одеял, ходить за водой, стоять в очередях за продуктами. – Говорят, что мука пошла по Ледовой трассе. Грузовиками начали возить с Большой Земли. – Ура! – орали Юрка и Женя. – Блокаду прорвали! – Нет, – урезонила их Елена Ивановна, – не прорвали, но нашли способ хоть как-то продовольствие подвозить и людей вывозить. – Теперь выживем! – обнадежил ее словами Станислава Павловича Юрка. Хотя сам Станислав Павлович говорил, что дожить надо до весны, а до нее так далеко. – И вовсе нет! – Что нет, Женя? – До весны вовсе не далеко! Декабрь уже почти закончился, а там январь и февраль, и все. – И декабрь не закончился, и весна в Ленинград не в марте приходит. И каждый день последним стать может, – вздохнула Елена Ивановна. – Меня на завтра отпустили, хочу к Тане и Анне Вольфовне сходить, давно не была. – А можно мы с тобой? По тому, как Женька оглянулась на комнату Егора Антоновича, откуда все еще доносились всхлипы, Елена Ивановна поняла, что дочь боится соседа. – Хорошо, поедем. – И я. – И ты, Юра. Егор Антонович все время плачет? Так жалеет Елизавету Тихоновну? Пришлось рассказать про хлеб и обман со стороны Елизаветы Тихоновны. Елена Ивановна вздохнула, велела детям ложиться спать, а сама отправилась в комнату к соседу. 25 ДЕКАБРЯ, четверг Давно уже в Ленинграде не было такой всеобщей радости. Повышены хлебные нормы! Рабочим прибавили по 100 граммов, и отныне они будут получать по 350 граммов хлеба в сутки. Служащим, иждивенцам и детям причитается не по 125 граммов, а по 200. Надежда окрылила людей. Коль уж стала возможна такая прибавка, значит, дела пошли в гору. И это действительно так. 25 декабря 17-я отдельная автотранспортная бригада доставила в Ленинград 1160 тонн грузов. Маленькая печурка, почему-то прозванная еще в годы Гражданской войны буржуйкой, снова привлекла внимание ленинградских руководителей. 8 декабря по решению Ленгорисполкома началось изготовление печей-времянок. Намечено выпустить их в декабре 10 тысяч штук. 26 декабря бюро Ленинградского горкома партии приняло постановление, в котором рекомендовало отделу местной промышленности Ленгорисполкома организовать изготовление еще 18 тысяч печей-времянок. Надо хоть как-то защититься от холода, обогреть заледенелые жилища. Зима, как назло, выдалась суровая. Сегодня, например, мороз перевалил за 23 градуса. Декабрь был очень тяжелым месяцем для блокадного Ленинграда. В декабре от голода умерло 52 880 ленинградцев. В комнату Маргариты Семеновны поселили беженцев – мать и дочь. Привел их управдом, сунул в руки ключ и поспешил ретироваться, ничего не объясняя. Клавдия Николаевна и Сима ниоткуда не бежали, просто их дом разбомбило. Разбомбило, видно, не совсем, но жить стало опасно. Мать и дочь весь день таскали из бывшего жилища свое барахло в и без того битком набитую комнату Маргариты. Новая соседка вела себя по-хозяйски, она прошлась по квартире, заглянула в выстывшую кухню, а потом начала открывать двери комнат, словно не замечая стоящих в холле Юрки и Жени. – А вы куда это? – возмутился Юра, когда она сунула нос с комнату Егоровых. – Кто вам разрешил туда входить? – Чья это комната? – инспекторским тоном поинтересовалась новенькая. – Наша. Я вас и спрашиваю, куда вы лезете? Не обращая внимания на возмущение Юрки, соседка сунулась к Бельскому, тут же отпрянула обратно, испуганная его видом, шагнула к комнате Станислава Павловича. Тут ей дорогу преградила Женька: – Куда вы? Это наша комната. Чуть поморщившись, Клавдия Николаевна направилась к закрытой двери Якимовых, рядом с которой лежали остатки дров. Дверь была закрыта, но Женьку так возмутило бесцеремонное поведение новой соседки, что она заорала: – И туда нельзя! Это тоже наша комната. Юра пришел на помощь подруге: – И вообще, вас к Маргарите поселили, вот там и живите. Новенькую куда больше пререканий с мальчишкой заинтересовала кучка дров, еще остававшаяся от запасов Станислава Павловича. Когда за соседкой закрылась дверь ее комнаты, Юрка сокрушенно вздохнул: – Дрова воровать будет. Он даже ложиться спать не стал, взял свисток и устроился у своей двери. И оказался прав, ждать пришлось недолго, почти сразу в темноте послышались шаги Клавдии. Юрка рванулся в холл и засвистел что было сил. Перепуганная Клавдия заорала во весь голос. Ее дочь Сима выскочила из комнаты с воплем: – Мама! Одновременно заорал и Юрка: – Ага, попалась ворюга! Клавдия действительно стояла с поленом в руках. Не перепугай ее Юрка так сильно, она просто наплевала бы на мальчишку, уже поняв, что способных заступиться за него взрослых дома нет, забрала бы дрова, и все. Но Юрка засвистел снова, и соседке пришлось ретироваться, бросив добычу посреди холла. |