Книга Духовка Сильвии Плат, страница 46 – Юстис Рей

– А Синтия не спустится? – не то чтобы я слишком хотела её видеть, однако такое поведение казалось мне довольно странным. Неужели она так серьёзно заболела?

– Нет. Врач посоветовал ей придерживаться постельного режима.

Я непонятно кивнула, взглянув на платье с вышивкой на груди.

– Красивое.

– Она сама его сшила, как и некоторые другие костюмы для пьесы, – сказал Том спокойно.

– Видимо, твоя сестра очень талантлива, – я действительно так думала, ведь видела другие костюмы, они были так же хороши. – Что ж, пусть выздоравливает, – только и смогла выдавить я и неловко направилась к двери.

Вернувшись домой, я села за уроки, а потом дочитала «Унесённые ветром». Меня всегда поразительно злила и в то же время восхищала Скарлетт О’Хара.

Когда все легли спать, я повторила свои реплики перед зеркалом. После решила примерить платье, чтобы в случае чего осталось время его перешить. Из чехла выпала вчетверо сложенная записка, содержащая лишь два слова: «Спаси нас».

25

В ночь перед пьесой мне приснился кошмар, от которого я проснулась в холодном поту посреди ночи. Встав с кровати, я с колотящимся сердцем бродила по комнате, не в силах найти себе места. Мне снился дом Милитантов в его необъяснимо гнетущей, несмотря на светлые стены, атмосфере. Я видела люстру, висевшую в прихожей под потолком, на которой затянули петлю, и высокую полукруглую лестницу в каплях крови. Поднявшись вверх по лестнице, я почувствовала, как кто-то намного крупнее меня с силой схватил моё плечо и потянул вниз, от чего я и проснулась.

Я ничего не ответила на записку с просьбой о помощи. Я вообще не знала, как поступить в этой ситуации, нужно ли на неё реагировать, а если и нужно, то что делать и кому можно доверить эту тайну.

На время пьесы я попыталась забыть об этом случае…

– Меня сейчас стошнит, – прошептал ты так, чтобы услышала только я, когда мы стояли за кулисами.

Я аккуратно выглянула из-за занавеса: зал переполнялся родителями и другими школьниками.

– Не говори ерунды, мы уже тысячу раз всё отрепетировали, – ответила я строго, вернувшись на прежнее место. Я почти привыкла к своему длинному платью, но всё ещё боялась где-нибудь зацепиться и порвать тончайшую ткань юбки.

В последние дни ты был сам не свой из-за волнения. Я не знала, как тебя успокоить, поэтому старалась пресекать подобные жалобы на корню.

На сцене появился призрак отца Гамлета, которого впервые увидели Горацио, Марцелл и Бернардо. Меня неожиданно захватило происходящее на сцене. И я даже поймала себя на мысли, что с радостью оказалась бы в зрительном зале.

– Флоренс…

– Тсс… – шикнула я в ответ.

Ты притих на какое-то время, но позже опять взялся за прежнее.

– Ты знаешь, о чём я подумал, как только Прикли предложил мне участвовать в пьесе?

– О чём же? – поинтересовалась я скорее из вежливости.

У Горацио почти такой же здоровский костюм, как и у тебя. Интересно, его тоже сделала Синтия?

– Я подумал, что если выйду на сцену, то ты наконец заметишь меня.

Я отвлеклась от пьесы, серьёзно взглянув на тебя. Тёмно-зелёное перо, свисающее с твоей шляпы, выгодно контрастировало с цветом волос.

– Я вижу тебя, Сид Арго. Всегда видела…

Ты горестно усмехнулся, покачав головой. Перо качнулось вместе с тобой.

– И мне нравится то, что я вижу.

Ты тяжело вздохнул и сжал руки в кулаки, чтобы унять дрожь.

– Это просто школьная постановка. Что бы ни случилось, это не разрушит твою жизнь.

– Я понимаю, но… – ты поморщился, – …я никогда не был лучшим. Ни в чём. У меня нет особых талантов, да и в учёбе я довольно посредственен. Сейчас, когда мне дали шанс, мне впервые хочется понять, каково это – быть лучшим.

– Ты стоишь здесь в костюме Гамлета. Ты. Ни кто-то другой. Ты уже лучший.

Ты печально глянул на сцену.

– Скоро мой выход, – предупредил ты, говоря самому себе, опуская взгляд в пол.

Я резко взяла тебя за подбородок, притянув ближе к себе, отчего твои круглые глаза широко раскрылись. Ты встрепенулся, словно тебя окатили холодной водой. Моё присутствие всегда действовало на тебя подобным образом. Сейчас ты нуждался именно в такой встряске.

– Даже если ты не веришь в себя, то знай, что я верю в тебя, – это последнее, что я успела сказать перед твоим выходом.

Больше в течение пьесы ты ни разу не жаловался на волнение.

26

Не буду скрывать, оказавшись на сцене, я разнервничалась, и в то же время в кровь хлынул адреналин. И мне это понравилось.

Я не думала о том, что делаю, о том, как нужно стоять, двигаться или говорить. Строчки сами слетали с губ, превращаясь в нечто новое. Раньше они казались мне напыщенными и искусственными, но теперь это чувство исчезло. Всё получилось так естественно, что позже я сама поразилась этой непривычной лёгкости.

Ты играл великолепно. Пожалуй, лучше, чем на всех репетициях, вместе взятых. Я даже испугалась того, что ты говорил, будто это были не слова Гамлета, а твои.

Гамлет: Вы добродетельны?

(Твой голос холоден как лёд)

Офелия: Мой принц?

(Я действительно растерялась, поэтому даже не пришлось играть.)

Гамлет: Вы красивы?

Офелия: Что ваше высочество хочет сказать?

Гамлет: То, что, если вы добродетельны и красивы, ваша добродетель не должна допускать собеседований с вашей красотой.

(Ты складываешь руки за спиной, глядя на меня исподлобья.)

Офелия: Разве у красоты, мой принц, может быть лучшее общество, чем добродетель?

Гамлет: Да, это правда; (ты выпрямился) потому что власть красоты скорее преобразит добродетель из того, что она есть, в сводню, нежели сила добродетели превратит красоту в своё подобие; некогда это было парадоксом, но наш век это доказывает. Я вас любил когда-то.

(Ты смотрел на меня так пристально, что на какой-то миг я перестала дышать.)

Офелия: Да, мой принц, и я была вправе этому верить.

Гамлет: Напрасно вы мне верили; потому что, сколько ни прививать добродетель к нашему старому стволу, он всё-таки в нас будет сказываться; (пауза, а потом ещё серьёзнее, чем прежде) я не любил вас.

Офелия: Тем больше была я обманута.

Гамлет: Уйди в монастырь; к чему тебе плодить грешников?

(Ты близко подошёл, желая дотронуться, но не сделал этого, вовремя опомнившись. Я вздрогнула. Это не было запланировано. Мы играли свою собственную пьесу, делая это совсем не так, как нас учил Прикли.)