Книга Неаполь, любовь моя, страница 21 – Алессио Форджоне

– Не верю.

– Ошибаешься.

– Я не заметила, что ты думал обо мне.

– Может ты была занята.

– Может, быть, да. Я работала.

– Работа портит цвет лица, – сказал я.

– И мне тоже?

– Нет. Ты красивая.

Мы договорились встретиться на следующий день, в 21.30, опять на пьяцца дель Джезу.

Я сел за письменный стол, чтобы закончить рассказ, но ничего не сделал. Почитал книгу, которую начал, но никак не мог сосредоточиться, нервничал по какой-то непонятной причине. На странице 55 решил остановиться: Ник Кейв – великий человек, великий музыкант, да и ростом вышел, мне очень жаль, что его сын погиб, сорвавшись со скалы дождливым днем, когда небо Брайтона было серым, но книга эта меня ничем не зацепила.

Я положил ее в книжный шкаф и понадеялся, что никогда больше не возьму ее в руки.

Я побрился, очень тщательно вымылся, ведь никогда не знаешь, что может случиться. Достал из кладовки высокие ботинки из черной кожи и отнес их в комнату. Из шкафа вытащил черные штаны и черный свитер с высоким горлом. Натянул его, шерсть царапнула свежевыбритое лицо. Посидел в зале с отцом, он на ковре, я на диване. Мы посмотрели пятнадцать минут первого тайма «Наполи» – «Дженоа», но ничего интересного не произошло. Потом я надел пальто и пошел на станцию.

– Я был еще молодым, – сказал один тип другому, сидя нога на ногу рядом со мной на скамейке, вместе с приятелем. – Я только получил права, – продолжил он. – Украл машину у отца. Потом заехал за Антонеттой, и мы поехали в Реджо Эмилия, никому ни слова не сказали. Позвонили домой через два месяца, только чтобы сказать, что мы поженились и что я нашел работу. У моей жены была ужасная семья, но моя и того хуже.

Он был в красной шерстяной шапке, которая то и дело сползала ему на глаза.

– И что они? Ничего не сказали? – спросил второй, чьи кроссовки, похоже, когда-то были белыми.

– У них не было времени: я сразу бросил трубку. К тому же они не знали, где мы.

– А машина?

– Машину нашли. Отец сперва заявил на меня, потом забрал заявление, потому что я вернул ему машину. А потом, мы же были женаты, у меня была работа – что он мог сделать?

Второй почесал ладонь, потом шею. Закинул одну ногу на колено другой, принялся покачивать ею. Когда-то белая кроссовка, вся в черных жирных пятнах, двигалась взад-вперед, взад-вперед.

– И сколько вы пробыли в Реджо Эмилии? – спросил он.

– Двенадцать лет.

– Долго однако!

– Долго, да. Мы купили дом, машину. Только детей не было. Близнецы родились как раз тогда, когда мы вернулись в Неаполь.

– А почему вы вернулись в Неаполь? – спросил он.

– Потому что однажды утром я открыл балкон и понял, что меня все достало. Зашел на кухню и сказал жене: «Собирайся, в Неаполе куча народа находит себе пропитание, прокормимся и мы».

– Вы были очень смелыми, – заметил другой. – Сперва уехать, а потом вернуться.

Первый сдвинул на макушку шерстяную шапочку и ответил:

– Для меня все это было обычным делом. Потом, когда вернулся в Неаполь, встретил кузена жены, нашел и работу.

– И ты всегда был водителем автобуса, так?

– Всегда.

– И работа нравится?

– Уже шестнадцать лет работаю.

– И какая зарплата?

– Базовая. Тысяча триста – тысяча четыреста, зависит от месяца.

Я со скамейки увидел огни приближающегося поезда. Фары медленно спускались с небольшого холма перед станцией.

– Хорошо, – сказал второй.

– Да, – ответил ему первый.

Я поднялся со скамейки, только когда услышал визг тормозов и стало возможно разглядеть надписи на вагонах. Нажал на кнопку и перед тем, как дверь вагона открылась, успел увидеть свое отражение в стекле.

Вышел из поезда, потом со станции. Улицы были грязными, воняло отбросами и еще какой-то мерзостью. Я шел засунув руки в карманы и сжав их в кулаки: в правом – табак и зажигалка, в левом – шерстяная шапочка и пачка бумажных платочков. У стоянки такси рядом с пьяцца дель Джезу остановился, чтобы подождать Лолу. Смотрел перед собой, туда, откуда она появилась в первый раз, иногда оглядывался, потому что в баре показывали матч, счет все еще был 0–0. Неумолимо приближался конец первого тайма. Я достал мобильник, чтобы посмотреть на часы. Она должна была уже появиться, но пока что я видел только Инсинье на экране телевизора в баре – он сперва пригладил ладонью волосы, потом пальцем той же руки зажал одну ноздрю и высморкался через другую.

Игра остановилась, потом продолжилась, камера последовала за мячом, а я повернулся лицом к площади. Успел сделать несколько затяжек, потом увидел ее. Когда расстояние между нами стало не больше пяти метров, она увидела, как я широко улыбаюсь, а я увидел, что она улыбается точно так же.

– Как дела у «Наполи»? – спросила Лола.

– Сосредоточься на мне, – ответил я.

– Пойдем туда. – Она показала на бар, где за стеклом стояли столики.

Из-под пальто верблюжьего цвета выглядывали черные джинсы с дырками на коленях. Я подумал, может, это те же, что она надевала в первый раз, когда мы встретились, положил руку ей на плечо, чтобы заставить развернуться и потому что мне захотелось положить ей руку на плечо.

– Видишь? Это то место, где я впервые тебя увидел.

– Ты будешь это говорить каждый раз, когда мы будем проходить мимо?

– Да, – ответил я.

Мы вошли в бар и сели за стол. Голоса вокруг зазвучали громче.

– Минуточку, – сказала она официантке и улыбнулась ей. – Тут красивые официантки, да? – Она повернулась ко мне. – Бокал «Примитиво», – заказала она потом, когда была готова.

– «Перони» солодовое, – попросил я.

С улицы донеслись громкие крики.

Она сказала, что, наверное, «Наполи» забил.

– Или кто-то умер, – ответил я.

Официантка вернулась с подносом. Поставила его на стол, выставила мое пиво, бокал вина, миску с оливками и другую, с бобами, таралли и чипсы. Когда официантка ушла, я наконец смог рассмотреть Лолу. У нее были очень яркая красная помада и длинные волосы, собранные в хвост. Позолоченные серьги доставали до плеч. Безупречный маникюр с черным лаком.

– Хочешь попробовать? – спросила она, поднимая свой бокал.

– Я не пью вино.

– У тебя и об этом есть история?

Мы сидели рядом с окном и поэтому хорошо услышали еще один вопль с улицы. Я сказал, что, наверное, забили второй гол, и она спросила, не расстроен ли я.

Я ответил, что нет.