Книга Любовница группенфюрера, страница 2 – Элли Мидвуд

Мы сидели в его машине у затенённой парковой аллеи, где никто не смог бы нас подслушать. Конечно же, мы не могли обсуждать что-то подобное в его кабинете, и поэтому он велел своему адъютанту отменить все его дальнейшие встречи и пригласил меня с ним прокатиться.

— Так вы поможете мне? — Я задержала дыхание в ожидании его ответа.

— Да что он вам такого сделал, что вы так хотите его смерти? — Доктор Кальтенбруннер спросил меня вместо этого с улыбкой. — Ущипнул вас где не надо, пока вы наливали ему кофе? Если так, то я лично его за это пристрелю.

— Он виновен в смерти моего брата.

— Это уже куда более серьёзно, чем я думал. — Он больше не улыбался. Вместо этого он положил руку поверх моей и слегка сжал её. — Я вам искренне сочувствую, фрау Фридманн. Пожалуйста, примите мои соболезнования.

Я кивнула.

— Спасибо, герр группенфюрер.

— Это был брат, с которым я встретил вас в Париже?

— Да. Он был моим единственным братом. У меня никого кроме него нет.

— Я понимаю. Мне правда очень жаль.

— Благодарю вас, герр группенфюрер.

Он так и не отпустил моей руки, и мне по правде говоря было приятно чувствовать эту невысказанную поддержку. Мне вдруг захотелось, чтобы на нас обоих не было перчаток, чтобы я могла чувствовать тепло его руки на своей.

— Так что именно произошло?

— Произошло то, что Гейдрих отказался перевести Норберта с должности надзирателя в Аушвице обратно в вооружённые СС на восточный фронт. Мой брат никогда не был трусом, герр группенфюрер, он любил свою страну и готов был за неё сражаться. Все его командиры рассыпались в похвалах его храбрости после осады Варшавы…понимаете, он был рождён солдатом, а не тюремщиком. Его воротило от этого места, и я там была и понимаю почему. Отвратительно, низко и чудовищно то, что там делают с людьми, и он не хотел становиться частью этой машины массового убийства. Он готов был сражаться с настоящими врагами, но никак не мучить невинных людей безо всякой на то причины.

Я заставила себя прервать свою возмущённую речь, потому что вдруг вспомнила, что говорила не со своим мужем, который был очень против политики партии в отношении «еврейского вопроса,» а с человеком, который скорее всего эту политику поддерживал. Я бросила короткий взгляд на доктора Кальтенбруннера, но ничего не могла сказать по его совершенно непроницаемому выражению лица. Я решила продолжить.

— Согласно официальной версии, которую нам пытались скормить, Норберт «случайно» выстрелил в себя, пока чистил служебное оружие. Но как можно «случайно» выстрелить себе в висок? Я знаю, что он просто не выдержал и…свёл счёты с жизнью.

Я собрала все силы, чтобы не расплакаться после этих слов, хоть и в груди всё пребольно жгло.

— Гейдрих мог бы его спасти, если только захотел. Всё, что от него требовалось, так это поставить одну единственную подпись на приказ о переводе, и мой брат остался бы в живых. Я умоляла его помочь мне, я говорила, что всё готова сделать, но он всё равно мне отказал. Не потому что это было не в его власти, а просто потому, что не захотел. Вот поэтому я и хочу его смерти, герр группенфюрер. Он это заслужил.

После минутного раздумья доктор Кальтенбруннер наконец сказал:

— Я помогу вам, фрау Фридманн. И думаю, что уже знаю как.

Я не сдержала улыбки после этих его слов.

— Спасибо вам, герр группенфюрер. Вы и не знаете, как много это для меня значит.

— Не стоит меня пока благодарить, я ведь ещё ничего не сделал. — Он ухмыльнулся мне. — Но мне от вас всё же кое-что потребуется.

— Всё, что угодно, только скажите.

— Всё, что угодно? — Он вопросительно приподнял бровь. — Вы меня искушаете спросить о совершенно другой вещи, о которой я изначально думал, но я всё же постараюсь остаться джентльменом, особенно учитывая ваше нынешнее весьма незавидное положение.

Я поймала себя на том, что смущенно заулыбалась от такого весьма незавуалированного намёка. В одном Гейдрих был прав: группенфюреру Кальтенбруннеру действительно рот надо было с мылом промыть, прежде чем пускать его разговаривать с приличными женщинами. Но он неожиданно быстро снова принял серьёзный вид, прежде чем я успела высказать это вслух.

— Мне потребуется, чтобы вы стянули для меня ежедневник Гейдриха, где расписаны все его предстоящие командировки, со стола его адъютанта. Сможете вы это сделать?

Я поразмыслила над его вопросом несколько секунд. Это было почти невозможным, но я всё же была уверена, что смогу это сделать. Я должна была это сделать.

— Да, смогу.

— Хотя, знаете что? Не берите его, будет слишком подозрительно, если он просто возьмёт и исчезнет. Лучше скопируйте его для меня, хорошо?

— Да, только мне потребуется на это время.

— Это ничего. Меня и самого не будет в городе в ближайшие дни, так что давайте встретимся в субботу, ровно через две недели. Я сам заберу вас со станции, и мы сможем поехать в какое-нибудь тихое местечко, чтобы всё обсудить. Вас это устроит?

— Да, вполне, герр группенфюрер. Ещё раз благодарю вас за вашу помощь.

Он смотрел на меня молча какое-то время, а потом вдруг спросил:

— Не боялись вы ко мне прийти с подобным-то предложением? Вы же жизнью собственной рисковали. Государственная измена наказуема смертью, знаете ли.

Я пожала плечами.

— Вы — единственный, к кому я могла обратиться за помощью.

Ему такой ответ понравился, я по глазам увидела.

— Я не тот человек, которому люди так просто доверяют, фрау Фридманн. Я всё же шеф австрийского гестапо. — Он помолчал немного, а затем добавил с улыбкой, — но мне тем не менее приятно знать, что вы придерживаетесь другого мнения.

— После всего того времени, что мы были знакомы, я пришла к заключению, что вы куда более хороший человек, чем вас рисуют остальные, герр группенфюрер.

Это ему понравилось ещё больше, знать, что я была о нём настолько высокого мнения, пусть оно и могло оказаться весьма ошибочным.

— Спасибо вам за ваши слова, фрау Фридманн. И не волнуйтесь, я заставлю этого выродка заплатить за все те несчастья, что он вам принёс. Я не люблю видеть вас такой. Хочу, чтобы вы снова выглядели счастливой и улыбались, как раньше.

— Обещаю вам, герр группенфюрер, что после его похорон я буду более чем счастлива.

Он снова замолчал, разглядывая меня своими тёмно-карими глазами, и наконец произнёс:

— Вы же знаете, что мне не безразлично ваше состояние?

— Да, герр группенфюрер.

— Вы всегда можете прийти ко мне, чего бы вам не потребовалось. В любое время.

— Спасибо, герр группенфюрер.

Он посмотрел на меня ещё какое-то время, как если бы ожидая, чтобы я сказала что-то ещё, но я молчала. Он вздохнул и отпустил мою руку, которую держал всё это время.