Онлайн книга «Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус»
|
– Йэ-эх, наказал атамане не трогать. А так бы… Так бы весело у нас вышло, а, девка? Встав на ноги, он подошел к девушке ближе и, грубо ухватив за подбородок, посмотрел в глаза: – Что, корвища, поваляемся потом со мной? Уж конечно, поваляемся… Опосля атамана! Гы-гы… Парень гнусно заржал, поддержанный в своем глумливом хохоте и напарником, оказавшимся точно не глухим и, наверное, не немым тоже. Побледнев, Маша прикрыла глаза, Яцек дернулся было – но вызвал еще более громкий хохот. – От ты смотри, Анвар, с ножиками они управляться могут. Мы тоже можем, еще как! Эх… Анвар, дотоле спокойно сидевший на корточках, тоже поднялся и, подскочив к Маше, схватил ее левой рукою за грудь, а правой – за горло. Захохотал: – Титьки есть, Кишоха! Правда, ма-асенькие. – Это плохо, что масенькие. Я большие люблю. – И я большие… Ремезов закусил губу, глядя, как, оставляя за собой мокрые соленые дорожки, текут по Машиным щекам слезы. Боярин надеялся сейчас только на одно – вряд ли эти разбойные сволочи осмелятся нарушить приказ своего атамана. А вдруг все же посмеют? Вон как оба дышат – как паровозы! – совсем уж девчонку облапали, залезли руками под платье… А головой этому в брюхо, а тому… Главное, руки б освободить, развязаться бы! – Ишь, ревет, корвища. Не реви, небось, не забидим. С реки вдруг донесся свист, заливистый и громкий; бродники, враз перестав лапать девку, схватились за луки, бросившись в камыши… И тут же расслабленно поднялись, замахали руками: – Наши. – Быстро они нынче управились. – Да-а, кажись, не пустые. Ремезов, а следом за ним – и Маша с Яцеком поднялись на ноги, присмотрелись. И в самом деле, оба разбойничьих челна сидели в воде едва ль не по самое некуда, меж скамьями-банками виднелись какие-то бочонки, тюки и большие глиняные кувшины. Вот снова раздался свист – свистел сидевший на носу одного из челнов Ахмет. Откуда-то с берега тоже послышался свист – видать, и остальные разбойники возвращались, конная, так сказать, рать – все три человека во главе с «горячим» парнем Курдюмом. – Все ль подобру, поздорову? – помогая втащить на берег челнок, осведомился Кишоня. Кормщик, Силяйко, довольно захохотал: – Вот токмо-то подобру, парни! Купчишки, как нас увидали, так, как листы осиновые, задрожали. Думали – мнози нас. Атаман свистать по брегам велел, вопить, орать что-то, да тут еще и челны. Куда купчишкам деватися? Некуда. Вот и отдали. Не все, часть – так ведь подобру, поздорову. Павел покусал ус – похоже, рэкет удался на славу: окромя всего прочего, шайка приобрела и вино… или что там было в кувшинах? Медовуха, хмельной квас, брага? Ухмыляясь во весь рот, Курдюм спешился, небрежно бросив поводья подскочившему Кишоне и тут же спросил про пленных: мол, как себя вели? – Да ничо! – осклабился молодой бродник. – В ватагу нашу просились. Энтот, вон, – он кивнул на Павла. – Говорил, мол, дело ратное знает изрядно. – Ратное дело? – главарь шайки прищурился, пригладил рукою бороду и, неожиданно кивнув, хлопнул боярина рукой по плечу. – Что ж! А мы тебя, паря, спытаем! Сторожа наша сегодня конных на том берегу видала – не по вашу ли душу? – И много их? – встрепенулся Ремезов. – Чуть меньше дюжины, а куда больше-то на вас тратить? Курдюм громко расхохотался, уперев руки в бока, следом за своим главарем заржали и остальные разбойники, похоже, такой уж у них был ритуал. Нечего сказать – веселые парни! – Пойдешь с нами один, – отсмеявшись, атаман понизил голос и продолжил на полном серьезе: – Присматривать за тобой будут, ежели что не так – стрелу спиной словишь, а людишек твоих… – он плотоядно оглянулся на Машу, – лютою смертию порешим. Все понял, или еще объяснить? Боярин повел плечом: – Да куда уж больше-то. Понятно. Да не бойтесь вы – не подведу и лишним не буду. – А мы и не боимся, – холодно отозвался Курдюм. – Это тебя бояться надо. Он повернулся к своим, повелительно махнув рукою: – Развяжите его. Павел с наслаждением растер затекшие от крепкого кожаного ремня запястья и вскинул глаза на атамана: – Оружие-то дадите? – Потом, – осклабился тот. – Там, на месте, и разберемся. Сулицу получишь, но… смотри! – Ты ведь предупреждал уже. Сколько можно? Оставив несколько человек на плесе для присмотра за награбленным добром и пленниками, бродники во главе со своим атаманом быстро переправились на другой берег и, спрятав челны под ивами, зашагали к густым ореховым зарослям, тянувшихся широкой темно-зеленою полосою к утесу, у которого их и встретила выскочившая из кустов сторожа. – Там они, – указав рукой, шепотом доложил один из «сторожей», маленький, средних лет, мужичок с кустистыми бровями и сморщенным лицом, всем своим обликом похожий на типичную канцелярскую крысу. Крыса-то – крыса, однако – и нож, и татарская сабля, и – за спиной, в саадаке – со стрелами лук. Наверное, неплохо сей мужичонка справлялся со всем этим богатством, иначе и не носил бы… несмотря на внешний вид, рубака опытный, другого бы в караул не послали. Звали его, кстати, Трегубом. – Десяток всего, все конные, – на ходу пояснял Трегуб. – Сегодня, в третьем часу дня, появились… В третьем часу дня… – Павел переводил про себя в привычные меры. – Значит, через два с лишним часа после восхода солнца. Раненько явились, впрочем, по нынешним временам – в самый раз. – Трое татар, остальные – половцы, – продолжал караульный. – Луки, стрелы, сабли. Сейчас остановились у овражка – обедать. Костер не жгут – пасутся. – Можно спросить? – боярин нагнал идущего впереди атамана. Тот махнул рукой: – Спрашивай. – Как выглядели татары? – Желтолицые, важные, – не задумываясь, отозвался Трегуб. – От половцев отличаются сильно. – А кто-нибудь в красном халате средь них был? – В красном? Да, был один в красном, с коркодилами-зверьми золотыми… – С драконами, – машинально поправил Павел. – Плоское лицо, небольшая острая бородка, усы. – Все так. – Ну, что? – выслушав, Курдюм обернулся. – По твою душу? – Они. – Выходит, не врал. Ладно, поглядим. Дуб-Дубыч, дай-ко ему сулицу! Сулица. Пусть хотя бы так. Короткое метательное копье, коим, конечно, при нужде можно действовать и в рукопашной, но все же не так, как рогатиной или пикой – слишком уж слабовато древко, удары не парируешь, бить надобно наверняка. |