Онлайн книга «Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус»
|
– Так и пиши, чернильницу захватил – вижу. Ну? Чего ждешь? Отрок хлопнул глазами: – Так ведь – слов твоих, господине. Чего писать-то? – Ряд, договор составляй – вон, с Микифором, Ждановым сыном… Все честь по чести, как принято. Услыхав такое. Микифор со слезами бухнулся на колени: – Не гони, господине! Чем я тебя прогневал? Не гони! – Так я ж тебя не гоню, – хлебнув из большой кружки квасу, рассмеялся боярин. – Просто не холоп ты теперь – а рядович. О чем сейчас договор и составим. – Прежде надобно от холопства освобожденье выписать, – подняв голову, заявил Демьян. – Ты же сам сказал, господин – честь по чести. – Так выписывай, – Павел махнул рукой и жестом приказал Микифору подняться на ноги. – А в ряде отобрази – главное для Микифора Жданова дело – воинское, ратная служба. Ну и грамоте должен обучиться – на то ты гож. Учительствуй! – Сполню, господине. Высунув от старания язык, Демьянко Умник заскрипел пером, тщательно выводя буквицы: – «В лето господне… седьмого дня… Новоявленный рядович покинул боярскую горницу в совершенном расстройстве, поскольку не знал еще, что сейчас и делать – радоваться или, наоборот, плакать? С одной стороны, оно, конечно, от холопства обельного-то освободиться неплохо. Однако, с другой – за холопа-то господин думает и все решает – кормит, поит, обихаживает. Рядович – не так! Все по «ряду», а что сверх того – сам думай! Вот и болела теперь голова у Микифора… и Нежилы, у Якова… Яков закуп был – долг, «купу», боярин ему простил, а договор составил. Так и стал Яков – рядович, и тоже пока не знал – радоваться тому аль печалиться? – Ну, вот, – покончив с последним договором, Ремезов встал с лавки и прошелся по горнице. – Дело и сладили. Что характерно, половицы – горница располагалась на высокой подклети – даже не скрипнули, ну, еще бы, доски в те времена на пилорамах не пилили, просто деревья расклинивали, да потом обтесывали топором – оттого доска крепкая, увесистая выходила, такой запросто и медведя убить – ежели по звериной башке приложить да совсем старанием! – Так язм пойду, господине? – подал голос тиун. – Завтра с утра бабам-челядинкам кудель прясть, так гляну, все приготовлю. – Иди, – расслабленно отмахнулся Павел и, поглядев на «секретаря», добавил: – Ты тоже на сегодня свободен, Умник. Хотя… – молодой человек вдруг резко повернулся и сел, пристально взглянув прямо в глаза подростка. – Ты ведь у нас тоже холоп, кажется? – Холоп, господине. Ремезов решительно махнул рукой: – Теперь тоже будешь по личному договору работать! Ну, что ресницами плещешь? Давай, грамоту на себя составляй. Что… не рад, что ли? – Да нечему радоваться-то, батюшко, – с неожиданной решимостью возразил отрок. – Из холопей меня в рядовичи переводить – нету никакого смысла. Все одно ведь рано иль поздно в холопи вернусь. Боярин недобро прищурился: – Так-та-ак… поясни-ка, почему это? Ну, давай-давай, не стесняйся! В чем причина… есть ведь, а? Нехорошо от господина утаивать. – Так язм, господине, и не утаиваю, а так… – Демьянко неожиданно покраснел аж до самой шеи. – Не ведаю, как молвить. – Молви прямо! Ну! Ремезов и сам уже заинтересовался – чего это с парнем происходит? Вроде не дурак, своим умом жить может… или просто так легче – рабом? Ну да – легче. Если хозяин не самодур и не извращенец. – Девушка одна есть, отроковица, – засопев, наконец, признался Демьян. – В Заовражье, у одной вдовицы, холопка. Мы сей се летось в рощице познакомились – ягоды собирали, а язм еще и лозину на крылья присматривал. – Ага, ага, – поерзав на лавке, Павел хитро прищурился. – Что замолк-то? – Стесняюсь говорить, господине. – О! Глядите-ка, какой стеснительный! Ладно, – усмехнувшись, Ремезов потер руки. – Не хочешь говорить, не надо. Я сам за тебя расскажу. Познакомились вы, значит, в лесу, потом стали встречаться – бегать друг к дружке – то ты к ней, то она к тебе… Девчонку-то как звать? – Лера… Валерия… – Ка-ак? Боярин чуть квасом не поперхнулся – вот так имечко! Для смоленской – тринадцатого века – глубинки весьма не характерное. Это ж надо – Валерия! Словно в Риме древнем… Постой-ка… – Постой-ка! – Павел прищурился. – Откуда такое имя? – Хозяйка так назвала. Госпожа, ну, вдовица… женщина ученая, своевольная, правда. – А вдовицу-то ту случайно не Клеопатрой зовут? Демьянко тряхнул головой: – Не, не Клеопатрой – Марьей Федоровной. – Так-та-ак… – вспомнив знойную вдовушку с медно-змеиными волосами – кстати, любовницу «Битого Зада» – задумчиво протянул Ремезов. – Значит, вот как твое имечко, Клеопатрушка. – Что, господине? – Ничего. Говорю, девку за тебя высватаю, не сомневайся. Только… тебе лет-то сколько? – Тринадцатое лето прошло, господине. – Тогда рано еще тебе жениться! Или… что-то меж вами было уже? – Не, господине, – привстав, отрок истово перекрестился на висевшую в углу икону. – Ничего не было, не целовались даже – как можно? – Да можно, – Павел не выдержал, рассмеялся. – А ты ходок, как я погляжу, Демьянко! Красивая хоть девчонка-то? – Очень! Глаза – синие, словно васильки в поле, ресницы – лесом, золотая коса… – Ого! Да ты поэт, парень. Ну, не сейчас, так потом женишься. Так Валерия твоя холопка, так? – Обельная… – подросток поник головою. – А по закону, холопство обельное твое – и кто поимет рабу без ряду да на том и стоит. – Ладно, не бери в голову, – Павел потрепал «секретаря» по плечу. – Не завтра тебе и жениться, а со временем – придумаем что-нибудь. Пока же – «ряд»-то на себя пиши! – Пишу, боярин. Честно сказать, Ремезов сильно надеялся на этого очень даже неглупого парня, куда больше, чем на тиуна – уж тот-то себе на уме был, сие даже в глаза бросалось. Не то, что Демьянко – человек исполнительный, умный, надежный… Ладно! Ежели что, так надобно будет сговориться со вдовушкой… кстати, повод навестить появится, надо же с соседями отношения налаживать! Ишь ты – Марья Федоровна… Ладно. – Она и посейчас здесь, – подняв глаза, неожиданно промолвил отрок. – Кто здесь? – не понял Павел. – Вдовица? – Не, не вдовица, господине – Валерия. Дело, говорит, у нее к тебе… у хозяйки. – Так-так-так! – боярин вскочил с лавки. – А что ж ты раньше молчал? Подросток повел плечом: – Так у нас тут, чай, дела поважнее были. |