Книга Легчайший воздух, страница 41 – Минка Кент

Мне требуется непредвзятое мнение, кто-то такой, кто меня выслушает и не станет говорить мне то, что, по его мнению, я хочу услышать, и кто не станет судить меня, поскольку небезразличен ко мне и потому не может быть объективным.

Я ворочаюсь в постели, и вдруг мне на ум приходит Харрис.

По большому счету я ему безразлична, и это означает, что он не предвзят и не побоится сказать горькую правду.

Горькая правда – именно то, что мне сейчас нужно.

Правда и жестокая честность.

Я пролистываю ленту контактов в мобильнике и нахожу его имя. Мне хватит пальцев обеих рук, чтобы посчитать, сколько раз я звонила ему, но сейчас это мой лучший выбор.

Точнее, мой единственный вариант.

Сейчас в Нью-Йорке почти восемь часов. Возможно, он еще не вернулся домой с работы, поскольку ньюйоркцы имеют привычку пить кофе круглосуточно, но я могу оставить ему голосовое сообщение. Если он не перезвонит, значит, он не хочет со мной разговаривать, и это нормально, но я все равно попробую.

Мой большой палец нажимает на его имя. Раздаются два гудка. Он отвечает.

– Харрис, – говорю я, чувствуя, что у меня перехватило дыхание. – Если честно, я не ожидала, что ты ответишь.

– Что случилось? – спрашивает он. По его тону не скажешь, что я ему противна.

– У тебя есть секунда, чтобы поговорить?

– Если речь идет о Грир, то нет, – отвечает он.

– Дело не в Грир.

Он молчит.

– Мне нужен совет, – говорю я.

Звяканье кастрюль на фоне джазовой музыки подсказывает мне, что он, похоже, дома и готовит себе ужин.

– Ты один? – спрашиваю я, что на самом деле означает: «Она у тебя?»

– Да, один. – Несколько секунд мне слышна текущая из крана вода.

– У меня столько всего накопилось внутри, и мне нужно срочно излить душу, но мне не с кем поговорить, – говорю я.

– Могу на секунду быть с тобой откровенным? – спрашивает он, щелкая на заднем плане газовой горелкой. – Ты плохо разбираешься в людях, Мередит. Ваши отношения всегда были поверхностными, в лучшем случае. В них нет глубины, и поэтому они такие недолговечные. Сколько друзей ты завела в Глейшер-Парке?

– Одного человека.

– Именно это я и хотел сказать. И почему ты сейчас звонишь мне, а не этому своему другу?

– Мне неудобно говорить с ней об этом.

– Все понятно. – Его снисходительный тон почти невозможно игнорировать, но я стараюсь. – В любом случае, чем я могу тебе помочь? Какую суровую реальность я имею честь возложить сегодня на твои хрупкие плечи?

Вздохнув, я выкладываю ему все, каких бы усилий и унижения мне это ни стоило бы.

– У меня проблемы с мужем.

Харрис молчит. Затем:

– Продолжай.

– Он изменился, – говорю я. – Это не тот человек, за которого я вышла замуж.

– Это обычное дело, Мередит. Вероятно, он думает то же самое и о тебе.

– Сначала это были перепады страсти и отстраненности, которые я не могла объяснить, – говорю я. – Но сегодня утром я нашла письмо от адвоката, адресованное мне. Так вот, он его вскрыл и спрятал.

– Что ты сказала?

Я набираю полную грудь воздуха и задерживаю дыхание, решая, стоит ли делиться с ним этой информацией. Насколько я знаю, Грир никогда не говорила Харрису о моем трастовом фонде. Много лет назад я взяла с нее клятву молчания и уверена, что она ее не нарушила.

Но сегодня я должна ему об этом сказать.

– Он узнал, что в следующем году у меня появятся свои деньги, – говорю я. – Приличная сумма. Я не говорила ему о ней до того, как мы поженились, не хотела, чтобы он смотрел на меня другим взглядом. К тому же у него уже есть деньги. Ему не нужны мои. Я не думала, что это так важно.

– Вступая в брак с секретами, особенно если речь идет о деньгах, человек обрекает себя на провал, – говорит он. – Если вы оба не будете честны и откровенны друг с другом во всем, зачем вам вообще быть вместе? Вы можете пойти каждый своим путем прямо сейчас. Раз доверия больше нет, считай, что нет вообще ничего.

– Я зла на него, Харрис, – говорю я. – Но пока еще не решила, хочу ли я порвать с ним. С моей стороны не совсем честно злиться на него.

– А почему нет? – усмехается он. – Вскрытие чужой почты считается преступлением. Сокрытие этого факта поднимает сам поступок на совершенно иной уровень.

– Я сама была далеко не идеальной женой.

– Поясни. – В трубке слышится металлический звон венчика по стальной кастрюле.

– Несколько месяцев назад у меня была… интрижка.

– Измена, Мередит. Ты ему изменила. Давай не будем преуменьшать. Ты вряд ли себе поможешь, открещиваясь от собственных поступков.

– Хорошо. Измена. Я ему изменила. – Я говорю еле слышно, хотя в моем распоряжении целый дом. Я еще ни разу не произносила этого слова… измена. Я жду секунду, чтобы оно проникло мне под кожу. – Я сожалею об этом. Так получилось. Я совершила ошибку. Но я никогда не говорила ему.

– А зря.

– Это был бы конец, ведь так? После такого пути назад нет, – говорю я. – Он никогда бы не посмотрел на меня так, как раньше. Он никогда бы не поверил мне снова.

– Ты видишь себя замужем за ним всю оставшуюся жизнь? – спрашивает Харрис. – Сколько вы с ним женаты, года полтора? И у вас уже возникли все эти проблемы? Проснись, Мередит! Ты вышла замуж не за того человека. Возможно, тобой двигали ложные причины. Кроме того, у тебя серьезные проблемы с отцом, и теперь тебе приходится иметь дело с последствиями своих действий.

Харрис говорит со мной так, как со мной говорил бы отец. Или мое представление о нем. Я видела его только на фотографиях, но он, похоже, из тех, кто достиг вершин отнюдь не благодаря слепому везению. Он умный. Люди с ним не спорят. Они его уважают. О его успехе пишут в газетах. Он опытный наставник людей. Он многого достиг, по крайней мере, это понятно из того, что я о нем читала. В Израиле он чертовски уважаемый человек.

Мне всегда было интересно, как он относится к моим сводным братьям и сестрам. Кто он для них – отец года или же просто кормилец?

Его никто не заставлял заботиться обо мне в финансовом плане, однако он это сделал. Возможно, он не хотел встречаться со мной, признавать мое существование, но само учреждение трастового фонда на мое имя свидетельствует о том, что на каком-то уровне я была ему небезразлична. Странным образом всякий раз, когда я думаю об этом, мое сердце разбивается.

– И давай посмотрим правде в глаза. Ты молода. Некоторые могут даже назвать тебя типичным миллениалом. Ты отказываешься признать, что ровным счетом ничего не знаешь, и каждое твое решение вращается вокруг твоего хрупкого крошечного эго, – продолжает Харрис. – Так что давай начнем с этого. Признай, что ты совершила ошибку. И прими ее последствия.