Онлайн книга «Лесная ведунья»
|
И ударив клюкой о землю, произнесла всего одно слово: — Чаща! Заповедная чаща Гиблого яра явилась мгновенно, будто ждала-верила, что позовут ее вот прямо сейчас, и слушалась меня, словно продолжением моим стала, словно моя собственная, словно все мысли и замысли мои не просто читала — отчетливо видела. И взорвался контур охранительного круга, вспороли его кусты терновые, снесли кровь пролитую, лишая место маговской магии. Взметнулись лианы, связывая-сковывая архимага, а он и не сопротивлялся даже, видимо решил, что смерть его пришла. А я не смерть, охранябушка, я не смерть… я хуже. И упал на землю мой плащ, а тебя уложили на него, и не животом вниз — спиной. От того ты лежал и видел, как подхожу медленно, словно не живая… я и не чувствовала себя живой. Как опускаюсь на колени перед тобой, сжимая побелевшими пальцами верную клюку. Как простираю ладонь над грудью твоей, едва вздымающейся — ты смерти хотел, охранябушка… я не смерть. И ты это понял. Ты понял — принимать не хотел. — Ведьма, вырвать сердце из груди, конечно, оригинальный метод убийства, но у тебя силенок не хватит, — произнес, за насмешкой скрывая истинные чувства. — Веся, возьми кинжал. Я улыбнулась… хорошая шутка, жаль я теперь знаю, кто ее произнес, и от этого не смешно, от этого горько. Ладонь ложится на теплую кожу, я закрываю глаза… — Веся! Поздно, охранябушка, да и выбора у меня нет. Ты не оставил его ни мне, ни себе. Может и правда стоило тебе сразу имя свое сказать, может тогда все иначе сложилось бы… Хотя, я бы не убила, нет, я себя знаю, убивать бы не стала. И печать сняла бы… вот только цена была бы меньше, а так… — Веся, нет!!! Поздно. И я начинаю шептать тихое: — «Войди в мой сон, Войди в мой день, Войди в сердце мое, Ты услышишь, как бьется оно». Хриплый стон, протестующий рык мага, но меня уже не остановить. — «Я потеряюсь в тебе, Растворюсь в твоей беде, Стану как ты обожженной в войне, Захлебнусь кровью твоей раны!» И последние слова вырываются с хрипом, с губ капает кровь… моя кровь, а спину прожигает боль, каленным железом адовой магической печати. И от боли темнеет в зажмуренных глазах, заклинание прерывается надсадным кровавым кашлем, но… такова сила ведьм, мы способны забрать чужую боль, втянуть в себя чужое проклятие, мы способны на многое… весь вопрос в цене. А цена нашей силы — наша жизнь. И меня сотрясает от боли, по спине под платьем льется кровь, и мне хочется кричать, но… когда охранябушке наносили печать, он не кричал… теперь, забирая его увечье себе, я не кричала тоже. Лишь простонала последние слова заклинания: — «Войди в мой день, войди в мой дом, Ты не останешься надолго в нем!» И я распахнула ресницы. По щекам текли слезы, тело ломало жестокой болью, спину жгла чужая печать, а все, что я могла сказать этому высвободившемуся из оков и подхватившему меня магу: — Ты не оставил мне выбора. И тьма бережно подхватила меня, унося далеко, на тропинки этого Заповедного леса, забирая боль, от которой было не вздохнуть, лишая переживаний… которые не имели смысла. Вот и все, нет больше охранябушки, один архимаг Агнехран остался. *** Работы в Гиблом яру было много, слишком много для одной меня, да даже и если лешего на подмогу позвать. Этот Заповедный лес был огромен! Втрое больше моего, а мой-то за последние годы вырос как, за десять суток на коне не объехать. Да делать нечего, оно как — глаза боятся, а руки делают. Мы с чащей начали с малого — с севера, где нежити было мало, а гниль еще не распространилась, погребая под тленом все живое. И до самой зореньки гнала терновая лоза всех с места, куда по утру, хочешь не хочешь, а лешего пришлю… сама-то едва ли куда дойти смогу в ближайшее то время. А с первыми петухами, как и договаривались, леший выдернул меня в сосновый бор. Долго рвал мое платье — хорошо сшила, крепко, на славу, даже лешинька с трудом справился. Потом, правда, не рад был — платье-то кровь не пропускало, а как исподнюю сорочку увидал, так всем досталось, и мне, и магу, и голове моей беспутной, которая ногам покою не дает, а пуще всего самому себе, что отпустил, что не уберег. — Не могла я иначе, лешинька, он бы яр сжег весь, — прошептала покаянно. — Силенок бы не хватило! — прорычал леший. — Хватило бы… в том то и дело — ему хватило бы… Верный друг порычал сокрушенно да гневно, на руки подхватил, к роднику целебному унес. Где-то по пути я сознание и потеряла. Но только свое, ведьмовское, а лес жил во мне и не спал никогда. И пока промывал мои раны леший, я уже по лесу тенью незримой ходила, выбирала, что из ростков пересаживать буду, что оставлю подрасти, что бы еще посадить надо бы. Потом услыхала, как сойка лесная, другой пересказывает, что в крови весь родник лесной. Замерла встревожено?! Как? Неужто кого у водопоя убили? Запрещено же! Сама запретила, так что точно знаю — запрещено. К роднику метнулась, да и замерла. Моя это кровь была. Моя, вся до капельки. И тек кровавый ручей до самой реки, от того водяной и почуял недоброе, ко мне примчался да и стоял он на коленях рядом с лешим. Леший меня держал, Водя на спину мазь из водорослей наносил, ту, что кровь останавливает… а не останавливалась она. Никак не останавливалась… и то, что дело плохо, совсем плохо, видно было лишь по кольцам на моих руках — гасли они, камешек за камешком, амулет за амулетом. А на другом берегу реки, стоял Агнехран. Рядом с ним, по бокам вытянулись верные Сида и Хоен, значит спас, вывел из яра, просьбу мою выполнил и за то спасибо. А в лес мой тебе ходу больше нет, архимаг. «Лешинька, волков пусть Водя на наш берег переправит», — попросила мысленно. «Молчи, Веся, ох молчи… Коли выживешь, сам придушу!» — пообещал друг верный. Коли выживу… «Выживу, деваться некуда, нам с тобой еще Гиблый яр восстанавливать». От чего леший вдруг взрычал, Водя явно не понял. Но просьбу выполнил — волков подхватило волной, да и вынесло на наш берег. Волков, но не мага. Вот и все, прощай, охранябушка, больше не свидимся. Прощай. *** Ловушку я ощутила сразу. Едва ступила на порог своей избушки. Остановилась, прислушиваясь к шелесту листвы, к шепоту ветра, к лестной нечисти, собиравшейся явно потешиться, к животине — тоже не собирающейся отказывать себе в удовольствии развлечься, и к охотничкам. Горе охотничкам. |