Книга Пиковая Дама, страница 9 – Максим Кабир

— Это твоя мама? — Фото запечатлело строгую женщину в деловом костюме. Антон понял, что тянет время. По карнизу забарабанил ледяной дождь. Ждать такси под козырьком было не самым приятным и желанным времяпрепровождением.

— Моя тетя, — откликнулась Катя. — Я с родителями не живу. Конфликт отцов и детей. Вернее, отчимов и детей.

Знакомо… Папа ушел из семьи, едва Антону исполнилось пять. И вот он сам пошел по отцовским стопам.

— Как ты узнала, что я — Анькин отец?

— Догадалась.

Катя спорхнула с кресла. Поманила жестом, Антон послушно подал ей руку, и Катя мастерски завязала узлами бинт.

— А ты правда меня не помнишь?

От девушки пахло лавандой. В полумраке лучились хитрецой синие глаза.

— А должен?

— Я к вам домой приходила. Сидела с Анькой, когда она маленькой была. Году в пятнадцатом.

— Припоминаю, — соврал Антон.

Катя наклонилась, будто удумала поцеловать его запястье. Прихватила зубами край бинта и оторвала с треском. Похлопала аккуратно по кисти.

— До свадьбы заживет. Ты правда от них к любовнице свалил?

Синь радужек создала эффект пламени. Будто смотришь на горящую конфорку. Смысл вопроса пришел с запозданием.

«Наглая. Раскованная. Упаси бог, Анька вырастет такой».

— Тебе годков-то сколько? — Антон убрал руку.

— Не волнуйся, за меня уже не сажают.

Антон поперхнулся слюной. Он уже дожил до тех лет, когда можно вздыхать скептически: «Не понимаю я эту молодежь!»

Катя попятилась, демонстрируя осиную талию и маленькие холмики грудей под свитером. Антон отвел взор, смущенный спектаклем, который затеяла вертихвостка. Или это не спектакль, а проявление непосредственности?

— Хочешь, паспорт покажу?

Антон надеялся, что в полутьме незаметен румянец на его щеках. Не хватало краснеть перед малолеткой. Но червячок, копошащийся в голове, шепнул: «Ей восемнадцать, и ты погляди на ее фигуру». Этот червячок вымахал, питаясь одиночеством и сексуальным воздержанием. Врали сплетники. Не было никакой любовницы у Антона Сергеевича Рюмина. Он не к бабе ушел из семьи. Сбежал от стыда, что зарабатывает копейки. Гордость всегда сильнее, главнее похоти.

«Что ж ты приперся к ней? — пытал глумливо червячок. — Просто так? Бинтоваться-греться? Кажется, она сумеет тебя согреть. Или не мучайся, такси под дождем карауль».

На пухлых губах Кати блуждала ухмылка. Словно она читала его мысли, потаенные, позорные.

Антон шагнул к макияжному столику, заставленному косметикой. Зеркало в витой раме было заклеено полиэтиленом. Пленка крепилась с помощью скотча.

— И что это за забава такая? — спросил он. — Мы в детстве в контакт играли, в вышибалы, фишки. Девочки — в резинки. А такую игру не помню.

— Повезло вам. — Улыбка завяла.

На экране маршировали карточные солдаты.

— Кого вы там видите? — спросил Антон. — Это ты надоумила Аньку зеркал бояться?

— Да нет. — Катя состроила безразличную мину. — Это традиция русская. Если в доме — покойник, надо занавешивать зеркала. Матвея сегодня домой привезли, так что он там. — Катя подняла взгляд. Антон посмотрел туда же, будто мертвец мог парить под потолком, скрестив руки. — Традиция, — повторила Катя. Она потянулась, картинно зевнула, выпятила юную грудь. Знала, что хороша, и умело этим пользовалась, бестия.

«Надо сыпаться», — подумал Антон. И продолжил стоять, будто примагниченный к шустрой девице.

— Что тебе, Сергеич, мелкая рассказала?

— Кто? А… ничего такого. У нас… сложные отношения сейчас.

— У нее со всеми сложные отношения. Ходит за мной хвостом. Я говорю: «Ань, я взрослая тетка, ты у меня гадостям научишься».

Катя подчеркнула слово «гадости», стрельнула глазищами.

— Я с ней побеседую, — сказал Антон.

— Побеседуй.

— Только, по-моему, это вы к ней ходите. Собираться негде, а?

Оглушительная трель прокатилась по комнатам. Антону вдруг вспомнились телешоу: коварные девчонки, заманивавшие мужчин в свои гнездышки, чтобы потом шантажировать полицией.

— Не бойся, — проходя мимо, Катя невзначай погладила его по плечу. — Тетки до среды не будет. Это Чижик.

— Кто?

— Чижик-Пыжик. Соседей, Сергеевич, знать надо.

Гость уже не звонил — настойчиво колотил в дверь.

— Чижик! — закатила глаза Катя.

Мол, чего еще от него ждать.

Коридорный мрак пожрал тонкий девичий силуэт. Антон выдохнул. Ну и Катька! Бойкая, переспелая. Уйти бы, не подыгрывать… Вместо этого он приблизился к макияжному столику. Подцепил пальцами отклеившийся уголок пленки, потянул.

Лицо в зеркале было темным, чужим. Он вспомнил, как мальчишкой вызывал Кровавую Мэри. Заперся в туалете с одноклассницей Нинкой Ерошкиной. Страх и секс совместимы, разве нет? Нинка держала свечу (фаллический символ), он трижды позвал Кровавую Мэри, но никто не явился из туннеля над рукомойником.

В коридоре загрохотало.

Антон прижал к раме уголок пленки. Скрыл улики преступления.

— Короче, есть идея, — сказал парнишка, задком входя в гостиную. — Я тут с одним мужиком сконтачился. Он в этой фигне сечет… умный…

Катя кашлянула. Парнишка обернулся. Лопоухий, кучерявый, в руке — черно-оранжевая рация с антенной. Всплыло подзабытое словечко «уоки-токи».

— Драсьте, — буркнул Чижик.

— Знакомься, Сань, — сказала Катя. — Анькин папка.

— Привет. — Антон взглянул на рацию. — Новый айфон?

— Смешно, — не улыбнулся парень.

Казалось, вслед за ним в квартиру вторглась армада теней. Будто громадная лапа заползла в гостиную, перехлестнулась через притолоку и бесшумно скребла потолок. Тени-пальцы расчертили помещение.

— Может, я позже зайду? — предложил Чижик.

— Расслабься, — велела Катя. — Антон — свой человек. Он в теме.

— В какой теме? — вскинул Антон бровь.

— Зеркал.

— А что с зеркалами?

— Сквозь них, — сказал Чижик несмело, — приходит она.

— Они… она… Пиковая Дама? — догадался Антон.

Чижик серьезно кивнул. Катя обогнула гостей, послюнявила палец и закрепила уголок полиэтилена.

«Заигрались, — констатировал Антон. — Реальность с вымыслом путают».

— Зеркала, — произнес Чижик поучительно, — это граница. Про них столько легенд сочинили. Вот, например, японцы говорят о Ханоко-сан. Призрак девушки, который появляется, если в зеркало ее имя прокричать. Но это байки…