Книга Три короны для Мертвой Киирис, страница 68 – Айя Субботина

— Я точно жива? — Попытка ущипнуть себя не увенчалась успехом — на половине пути рука беспомощно упала на покрывало. Киирис не нравилось чувствовать себя такой немощной, но пришлось смириться с тем, что все это — плата за императорское внимание. И собственную беспечность. Она-то была уверена, что на подобную мерзость способна только Алура. — Мне кажется, что вы все — призраки в моей голове.

— Уверяю, ты жива, — сказал Дэйн. Несмотря на заботу, его лицо не выражало ровным счетом ничего. Разве что тень раздражения. Интересно, не потому ли, что из-за ее спасения пришлось покинуть пир, будущую жену и гостей?

«Он слишком умен и предусмотрителен, чтобы с самого начала не осознавать всех возможных последствий. Значит, его беспокоит что-то другое?»

— Мне нужно поговорить с мейритиной наедине, — тоном, не приемлющим возражений, потребовал император.

— А мне нужно, что бы ты меня в зад поцеловал, — проворчал Рунн. Покосился на Киирис с немым вопросом, в порядке ли она и, получив утвердительный кивок, направился к двери, ругаясь, на чем свет стоит. — Знал бы, что все так будет, не привез бы тебя в Мерод.

— Ты в самом деле думаешь, что это было твое решение? — бесцветно поинтересовался Раслер, следуя за братом.

— Ради богов, не начинай свои идиотские проповеди про перст богов, — осадил его тенерожденный.

Когда дверь за ними закрылась, Дэйн покачал головой.

— Мне одному кажется, что иногда их слишком много?

Киирис видела, что он не нуждался в ответе, поэтому придержала при себе замечание, что ей эта забота была приятна. По-мужски грубая и суховатая, но все-таки забота. А она все же женщина, пусть и дважды убитая. Хотя, насчет второго раза с выводами лучше бы не торопиться. Дэйн не для того выставил братьев вон, чтобы теперь молча созерцать ее в постели. Пусть даже это одно на двоих молчание было слаще самого дорогого вина.

— Я отошлю отцу Тораны ее голову, — сказал император, пристально наблюдая за реакцией Киирис.

— И кода ты планируешь ее казнить? — Мейритина не собиралась испытывать угрызений совести.

— Уже, — последовал его короткий ответ. — Если пожелаешь, голову Алуры можешь забрать себе.

— Алуры?

— Почему тебя это удивляет?

— Но разве…

Киирис запнулась. Мысли резко застопорились, когда поперек дороги обрушилась его короткая фраза. Она-то и перевернула все с ног на голову, вскрыла действительность, словно лекарь — гнойный нарыв. С той лишь разницей, что разыгранная Дэйном партия была поистине безупречной. Это была настоящая Большая игра, где роль каждой фигуре отводилась задолго до ее появления на доске.

— Ты… использовал меня?

Произнести это вслух оказалось куда сложнее, потому что взбудораженное сознание никак не желало мириться с мыслью, что и ее, в числе прочих, разыграли, как пешку. Подставили, чтобы противник соблазнился на легкую добычу, поддался импульсу — и обнажил тылы.

Боги, это было великолепно! Идеально, безупречно.

И бессердечно.

— Я использую всех, Киирис. Кого-то больше, кого-то меньше. — Дэйн, как и всегда, не отпирался от очевидного. Не считал нужным притворятся, чтобы хоть сохранить иллюзию человечности. — Ты не исключение. Разница в том, что я бы никогда не позволил кому бы то ни было причинить тебе вред. И предпринял некоторые шаги, чтобы обезопасить тебя.

— То есть, мне следует сказать «спасибо» за то, что я жива?

— Тебе следует сменить тон, мейритина, — предложил он. — Потому что, хоть все прошло в наилучшем виде, я все еще на взводе, и ты рискуешь отведать моего гнева. Мне бы этого не хотелось.

Киирис рассмеялась прямо ему в лицо. Плеснула щедрую порцию обиды и горечи, чтобы увидеть, как лицо Дэйна окаменеет, как его непроницаемый взгляд станет темнее грозового неба. Вероятно, он прямо сейчас отдаст приказ передать строптивую рас’маа’ру в руки скраг, а уж те знают, как поучить ее смирению. Ну и пусть. Зато она всласть похохочет сейчас. Вырвет из себя мерзкое чувство опустошения.

Вот только вряд ли этот трюк пройдет с чувствами, которые этот мужчина сумел в ней пробудить. Разве что она проткнет собственное сердце.

— Торана не знала, что подносит мне яд? — Киирис не сомневалась, что права. — Ее ошибка была в том, что она доверилась змее.

— Ее ошибка была в том, что она, равно как и ее гонористый папаша, решили, что императора нэтрезов можно поиметь, словно бордельного мальчика с раздолбаной жопой, — не потрудился подбирать выражения Дэйн. — То, что она попытается навязать себя мне, было известно с самого начала. И поэтому я не стал противиться, когда королева-мать решила устроить наш брачный союз. В конце концов, мать как никто другой подходила на роль свахи.

— А я была цыпленком на веревке, которого ты заставил бегать перед голодными кошками.

— И ты была безупречна, моя порочная рогатая бестия, — похвалил он. — Кроткая, кричащая: «Я слишком слаба, чтобы пренебречь попыткой меня убить».

Киирис всем сердцем желала его возненавидеть.

Но, как ни старалась, не могла.

Потому что вопреки голосу разума, вопреки обиде за то, что ее, в который раз, использовали ради удовлетворения своих первобытных желаний, понимала — хозяин Нэтрезской империи убил одним махом сразу двух зайцев. И этот выстрел оказался безупречным.

— Торана никогда бы не отважилась совать тебе яд в открытую. Это только одна из твоих душ может запросто прирезать человека на виду у всех, большинству же требуется какая-то внутренняя борьба, долгие споры с собой и прочая чушь, которой люди обычно оправдывают свое бездействие. А я не мог позволить, чтобы она задерживалась здесь дольше нескольких дней — и так едва сдерживался, чтобы не свернуть ей шею. Редкая женщина способна заставить меня испытывать такое острое чувство желать ей долгой и мучительной смерти. — Император брезгливо поморщился. — К счастью, Алура имела неосторожность трахаться с одним из моих гвардейцев. А потом заявила, что ублюдок, которого она носит — мой.

— Я была уверена, что она врет про свою беременность, — пробормотала Киирис.

— Теперь это не имеет значения: их обоих вздернули.

— Не слишком ли много смертей для одного вечера?

— В самый раз. Пусть мои болтливые гости на весь Рухан раструбят, какая я бессердечная тварь. Страх удивительным образом влияет на способность людей слушать и слышать. Никогда не понимал, отчего императора все непременно должны любить. Любят слабаков, которых потом же первыми ведут на бойню.

И с этим нельзя было не согласиться. Хоть каждое его слово было самым настоящим надругательством над человечностью.

— Алура знала, что Торана видит в тебе, а не в ней настоящую соперницу. А твое появление в ошейнике было слишком большим соблазном, чтобы папашина дочка не воспользовалась поводом унизить тебя.